Постсоветское чиновничество
В самом грубом приближении федеральная элита состоит из двух основных сегментов: постсоветское чиновничество и либерал-реформаторы. И те, и другие отчасти занимали свои посты и до Путина, отчасти были завезены из города на Неве. Эти два сегмента - все, что есть у Путина в наличии. И на них сейчас держится судьба нашей страны.
Постсоветское чиновничество сформировано в условиях последней фазы упадка советского общества. И это накладывает на них соответствующий отпечаток. Психология этих людей по типу консервативна и гиперконформна. Они не интересуются никакими идеями, готовы поддержать любую власть. Их интеллектуальный и культурный уровень ниже среднего. При этом они отличаются пассионарностью и изобретательностью только в одном - в реализации личного материального благополучия, в поддержании социального и административного статуса. Кабинеты и должности - это их «джунгли», где они мастера выживания, интриг, подсидок и толкания локтями. И самое главное: они являются носителями единственного опыта, сформировавшего их как тип - «опыта стагнации». Оптимальное для них существование - это неопределенность, спокойствие, заторможенность. Даже если они оказываются в критической ситуации, они не способны реагировать остро и активно.
Как правило, постсоветский чиновник смутно патриотичен, не склонен к переменам. Его социальная функция сводится к зажиму инициативы, идущей снизу, и саботажу инициативы, идущей сверху. Всячески ограничивая творческую активность подчиненных, он присваивает ее результаты в том случае, когда не замечать их не возможно, но в усредненной, смягченной манере. Приказания начальства он выполнять не спешит, с одной стороны потому, что не может и не хочет, а с другой - потому что привык к постоянному изменению курса наверху. Много десятилетий в качестве наказания за провалы в работе его либо повышают, либо переводят на другое место. Эти чиновники несут на себе дух разложения государства, что было сущностью социально-политического и административного процесса в последние десятилетия СССР. Эта категория федеральной элиты, составляющая процентов 80 от всего чиновничества, способна только к стагнационным стратегиям, и требовать от них исполнения иной, мобилизационной задачи бессмысленно. Их каменные лица невозмутимы даже тогда, когда их кидают за воротник в пропасть.
Либерал-реформаторская элита
Вторая категория федерального чиновничества - значительно меньшая - либерал-реформаторы ельцинского призыва и их санкт-петербургские аналоги. Это совсем иной социальный и психологический тип: крайне активные, деятельные люди, обладающие интеллектуальным и культурным уровнем выше среднего, но сознательно инвестировавшие свою энергию в политику, бизнес, власть. Они стремятся во всем отличаться от постсоветских чиновников, даже в том случае, если являются их родственниками или протеже. Их тип - усиленная имитация западного человека. Они копируют Запад, в первую очередь США, с их динамизмом, подвижностью, прагматизмом, целеустремленностью и т.д. В их случае «эгоизм» возводится в теорию, социал-дарвинизм служит эрзац-идеологией, они видят общество в духе Фридриха фон Хайека, как «социальные джунгли», в которых нет друзей и врагов, есть только конкуренты, оптимизация и прибыль. Россию они не любят и презирают, но считают, что и из нее можно и нужно извлекать «быстрые деньги».
Либерал-реформаторы тоже имеют уже немалый чиновничий и властный опыт. Этот опыт активного разрушения государства, с параллельным коммерческим использованием продуктов распада. Показательно, что, будучи апологетами свободного рынка и частной собственности, эти чиновники сделали карьеры и состояния не столько на свободной конкуренции и духе частного предпринимательства, поднимаясь по логическим ступеням капитализма, сколько на ловкой эксплуатации развала государства, на умелой коррупции, находчивости в юридическом оформлении, политическом прикрытии и административном протежировании процесса приватизации. Все, что они имеют, они получили от государства, фактически приватизировав его.
Либерал-реформаторы сращены с олигархатом, неотделимы от него. Они носители духа энергичного присвоения и не способны по определению решать никакой иной задачи.
В отличие от постсоветских чиновников, которые инстинктивно тяготеют к коррупции под конформистско-патриотическим прикрытием, либералы по своей инициативе идут навстречу Западу, стремятся интегрироваться в западный экономический и политический истеблишмент. По сути, их повестка дня в отношении России есть подраздел западной, точнее, американской повестки дня. Они выполняют американскую миссию не как оплаченные агенты, но как естественное проамериканское лобби, так как Запад (США) для них «идеальная Родина», сознательно и волевым образом принятый архетип, который они хотят воплотить в самих себе.
Очень важно, что такая социальная и психологическая позиция была гарантом коммерческого и политического успеха в ельцинский период при существенной поддержке со стороны Запада, что придало либералам уверенность в действенности этой формулы: жизнь в глобалистском, прозападном режиме (в России или вне ее) есть ключ к успеху, процветанию личному обогащению. Видя под собой растерянный народ и смутившуюся бессильную интеллигенцию, постсоветских чиновников с нечленораздельной повесткой дня, а над собой нерешительную и колеблющуюся власть, либерал-реформаторы только укреплялись в своих установках. Этот тип, составляющий вторую половину российского чиновничества, столь же непригоден к созидательной деятельности на укрепление государства, как и первый. Они носители опыта активного разрушения, слома. И имеют только такие навыки: разобрать на части и продать на стороне то, что им не принадлежит (поделившись со сторожами).
Если сложить обе составляющие, мы получим как раз формулу Путина: «патриотизм+либерализм», причем ее устойчивость гарантируется тем, что он, в отличие от Ельцина, не стал поддерживать только либерал-реформаторов и признал стиль и интересы постсоветского чиновничества. Его официальная легитимация и принесла привкус «нового застоя».
Этим людям сегодня отдана полнота власти в стране. На фоне снижения роли партий и парламента, при назначаемых губернаторах, страна вверена именно такой федеральной элите.
И самое тревожное, что в таком ее состоянии, в самом ее происхождении она наследует совершенно негативный управленческий опыт: опыт поражения, разложения и демонтажа. Эта элита не выиграла ни одной исторической баталии, не решила ни одной серьезной государственной проблемы, не создала никакого позитивного нового направления в общественном или национальном развитии. Она, конечно, хищная и цепкая, жадная и злая, этого не отнимешь. Но эти активные социал-дарвинистские качества применяются ее представителями только для индивидуального обогащения или личной карьеры. По сути дела, нынешняя федеральная элита совершенно безразлична к судьбам государства, народа и общества. Она антинародна, антигосударственна и антиобщественна.
Она являет собой в обеих ипостасях перевернутый образ самого Путина, это его «темный двойник». Путин - активный, волевой, созидательный государственник, а нынешняя федеральная элита никак ему не соответствует. С такой элитой Путин может только топтаться на месте, сохраняя статус-кво. Да и то, при условии, что внешняя среда, в первую очередь Запад, предоставит России для этого благоприятную возможность.
На повестке дня удар по России
Но кажется, что и на Западе отношение к путинской России начинает меняться. Показательно, что после Беслана попытка Кремля воззвать к солидарности США и Европы, которые также стали жертвами терроризма, дала обратный результат. Запад остался верен своему двойному стандарту: когда поддержка со стороны России нужна Штатам, Путина принимают в антитеррористическую коалицию. Когда Россия апеллирует к тому же самому в момент своей беды, ей читают нравоучения. А политические шаги Путина после бесланской трагедии вызвали настоящий шквал негодования. Снова вернулся арсенал терминов времен холодной войны - «тоталитаризм», «реваншизм», «империализм» и т.д. Можно припомнить слова одного из главных идеологов американских неоконсерваторов Ричарда Перла, сказавшего: «С Россией возможен только один разговор - We win, you lose. Sign here. («Мы выигрываем, вы проигрываете. Распишитесь здесь.»)».
В американской геополитике у России вообще нет места, для нее не отводится позитивной роли. Рано или поздно даже самую послушную и проамериканскую Россию ждет участь Югославии или Ирака. Американские стратеги, такие как Збигнев и Бжезинский, открыто пишут об этом. Вопрос о том, чтобы всерьез заняться расчленением России, это дело времени. И, кажется, это тревожное время приходит.
Первым аккордом этого процесса можно считать открытое и угрожающее выступление США на стороне тех сил в странах СНГ, которые ориентируются на ухудшение, а то и разрыв отношений с Москвой. Общеизвестен факт поддержки США «революции роз» Саакашвили. Не скрываясь, американцы поддержали Ющенко на Украине, продавив его кандидатуру против всяких юридических норм. Они же без стеснения поддерживают политическую оппозицию в Беларуси и в Армении. Чеченские сепаратисты опираются на «Американский комитет за мир в Чечне». Активизация действий на Южном Кавказе и взрыв активности террористов на Северном Кавказе прекрасно укладываются в этот проект. России фактически предлагается уйти из Закавказья, а также принять близкую перспективу северокавказского сепаратизма.
Складывается впечатление, что передышка для Путина заканчивается. Сигналом была августовская и сентябрьская атака террористов на Россию. Катастрофа на Украине. Победа Буша на выборах, вопреки неуверенной «радости» Кремля, означает лишь передел влияния на Ближнем Востоке, в Центральной Азии, на постсоветском пространстве, и особенно на Кавказе. И как отвечать на это президенту Путину? Какой политической и геополитической линии придерживаться? На кого опираться? Какие инструменты задействовать? Страна явно не готова к войне, которая неслышно подходит к нам все ближе и ближе.
Путину нужна революция
Две проблемы - пассивно-деструктивный настрой федеральных элит и все более жесткий геополитический вызов Америки - накладываясь друг на друга, порождают ситуацию, ничего общего не имеющую с «застоем» или «стабильностью». Путин и Россия стоят на пороге фундаментального кризиса, который может быть отложен только в одном случае - в случае какой-то непредсказуемой катастрофы, которая могла бы случиться с единственной оставшейся «гипердержавой». Если же все останется в том же состоянии, как сегодня, то Америка будет продолжать экспортировать собственные кризисы и проблемы везде - на Ближний Восток, Центральную Азию, на Кавказ. Это испытанная стратегия империалистических держав. И она, увы, оказывается действенной.
Утихомирив внутреннюю политику, Путин победил своих прямых политических антагонистов. Но методы и инструменты этой победы были несколько сомнительны. Все это было бы оправдано только настоящей и радикальной ротацией элит и мобилизацией геополитического сознания. Этого не произошло и не происходит. Это опасный путь. Особенно перед лицом нависшей над страной угрозы.
Легкой жизни и уютной «советской» дремы, оживляющейся волнами нового передела собственности, не предвидится. При первом серьезном ударе по стране вся недееспособная конструкция федеральной власти рухнет - эти люди принципиально и по своему типу не в состоянии принимать и осуществлять исторические решения. А в условиях новой волны геополитической конфронтации инерциальная пассивность, и тем более сознательный проамериканизм, будут открытым саботажем.
Путину ничего не остается делать, как готовиться к войне. Путину ничего не остается делать, как осуществить революцию. Революцию сверху. Только готовность к войне гарантирует нам мир. Только революция сверху предотвратит саботаж элит и отчужденную пассивность масс в критический момент. Который, увы, все ближе и ближе.
