Итак, евразийство – это реальность виртуальная, что не значит, однако, не существующая. Оно есть феномен духа, и в этом качестве оно непротиворечиво, живо и при определённых обстоятельствах способно войти в резонанс с реальностью. Более того, оно способно резонировать именно с теми точками реальности, которые наиболее интересны, наиболее существенны. По сути дела евразийство представляет собой настоящую реальность, связанную с картами духа, с объёмами и горизонтами онтологии, в то время как «подлинная» реальность просто не в состоянии выйти на этот уровень. Это мертвый слепок, dechet чистого бытия. Реальность, как ее воспринимает современный человк, это - это сфера онтологических отбросов.
Во время американского нападения на Ирак Франция, Германия и Россия стремились создать континентальный блок, слиться в оси Париж-Берлин-Москва, но что-то не получилось, сил не хватило – и «реальность» снова восторжествовала в виде дипломатической невнятицы.
Реальность тяготеет к евразийству, но срывается. Но это не вина евразийства: если человек с нарушением мозга пытается высказать какую-то последовательную фразу, но у него ничего не получается, он запинается, начинает заикаться и, в конечном итоге, теряет мысль, то это ведь не означает, что человеческую речь следует обвинять в том, что она сложная или вообще неправильная. Нет, больного человека тоже винить не надо, просто необходимо правильно расставить акценты. И начинать лечить. Евразийство это созидательная психотерапия для элит, а потом и для масс.
Евразийство – это непротиворечивая виртуальная карта, к которой реальность стремится, но слишком часто просто не может дотянуться до неё. А, мы, евразийцы – носители тщательно прописанных карт страны, которой нет в «реальности», которая существует в виртуальности.
В последнее время нами было очень много сделано. Лично меня больше всего поразил мой последний визит в Турцию. Я был в Стамбуле, Анкаре и на Северном Кипре, встречался с Денкташем и другими политическими деятелями. Реальность Турции – политическая и психологическая – сделала ошеломительный рывок в нашем направлении. Там совершенно фантастическая евразийская обстановка – у них есть евразийский канал, который 24 часа в сутки вещает наши идеи и тексты, ко мне на улице подходили люди и брали автографы, «Серые волки», которые на американские деньги организовали огромную манифестацию против приезда евразийцев в анкарском Университете Гази, меня чуть не убили, но потом раскололось на евразийцев и атлантистов и вошли в концептуальное противоречие, я полемизировал на ТВ с их лидером Бахчели, который играл понятиями Avrasia и Avrusiya… Это евразийство в действии, это известность – не личная известность, но известность идеи, которая свидетельствует о том, что турецкое общество дозрело, причём в самом широком смысле, до осознания евразийства и до его восприятия.
Есть и другие примеры положительного резонанса евразийской идеи с реальностью. Я неоднократно встречался с Нурсултаном Назарбаевым, и я вижу, что в Казахстане евразийство приобретает характер конкретного мировоззрения. Про Китай можно сказать, что он начинает подтягиваться и созревать до евразийских перспектив. В Италии наше движение развивается чрезвычайно успешно, сеть складывается не только в столице, но и в десятках городов, издается журнал "Eurasia". В общем, евразийство быстро продвигается в международном контексте, активно распространяя своё притяжение, свой магнетизм, свой совершенно неожиданный подход. Ни «новые правые», ни антиглобалисты, ни традиционные левые – никто с такой моделью ещё не сталкивался, и поэтому многих она ставит в тупик, вызывает живой интерес.
Просканировав иностранные интеллектуальные и политические круги, мне стало более или менее понятно, где какая складывается ситуация. Там есть определённые силы, готовые движения, которые легко абсорбируют евразийство. Там всё понятно. В применение же к нашей ситуации я, честно говоря, не очень хорошо представляю, как и что надо делать, в каком направлении двигаться. Россия сейчас куда-то провалилась: мы не понимаем, что происходит, мы смеёмся над тем, что совершенно не смешно, мы не смеёмся над тем, что действительно смешно. Т. е. сейчас мы находимся в состоянии идиотической ломки – словно мы куда-то ехали, но потом вдруг остановились и сейчас бездействуем, до конца не осознавая своего нового состояния. Я надеюсь, это состояние временное, переходное.
Показательный эпизод: во Франции возможна, даже сама собой разумеется передача о Рене Геноне – с приглашёнными учёными мужами, профессорами и т. д. У нас такое невозможно даже в принципе. Людей интересует только Гальцев, а всё остальное уже скучно, всё остальное – «ботаника». Налицо настоящая патология. Мы просто спим – так было не всегда, это не навсегда – но сейчас Россия спит. Словно кто-то переставил светильники, поменял местами важнейшие точки и мы выключились.
На телевидении одни Гальцевы – их откуда-то вытащили, все смеются их идиотским шуткам, но потом они куда-то пропадают – и о них все забывают. В итоге люди уже просто не помнят того, что было вчера. У Оруэлла в «1984» про это сказано так: те, у кого нет памяти, тех просто не существует. Да, сегодня в России мы живём в такой ситуации, что ожидать адекватного воплощения наших тонких фрактальных линий не приходится – давайте смотреть правде в глаза. Если мы сделаем что-то масштабное и мощное, то это скорее всего будет либо пародия, либо дурдом, либо очередной «Аншлаг», во что, собственно, и пытаются превратить всё то тонкое, осмысленное и вменяемое, что у нас происходит.
Мы сейчас только начинаем заниматься евразийством в России. Но евразийство в России - это в первую очередь настоящие жизненные всходы того, что тянется к нам, того, что хочет пробудиться на интеллектуальном уровне, то, что имеет достаточно терпения, внимания и деликатности для того, чтобы жить в этом пространстве. Иными словами, евразийство первично как идеология, в этом смысле оно – уже состоявшаяся вещь, которая становится всё более и более актуальной. Но Россия в нашей материальной, физической «реальности» живёт в другом цикле. И парадокс ситуации заключается в том, что чем больше актуальной становится востребованность евразийства, тем меньше реальность обращает на него внимание. Ведь история мира – это некий баланс между видимым и невидимым, между виртуальным и актуальным, между телом и душой, – и между этими моделями существуют разные отношения. Сегодня в России по отношению к евразийству существует некая оппозиция: тело восстало на душу, материальный мир восстал на парадигмальный мир, на тот мир, который является более глубоким, и между этими мирами развертывается вызывающая недоумение дуэль. Наши политические, социальные и культурные деятели уверены, что реальностью является процесс воровства – даже не его результат, а сам процесс.
Т. е. речь идёт о таком энтропическом состоянии, в котором элемент выявляется только за счёт перехода с более высокого уровня организации на более низкий уровень. Эта энтропическая реальность называется «чисто конкретно». Ей противостоит негэнтропийное евразийство как «ботаника», потому что противоположность «чисто конкретно» – это «ботаника». Оба этих понятия – «чисто конкретно» и «ботанизм» – понятия извращённого мира. Они не имеют аналогов ни в русской истории, ни в одном из существующих языков, ни в какой культурной системе современного мира, потому что так низко, как в сегодняшней России, престиж мысли не падал никогда, и столь откровенного и безудержного воровства тоже не было никогда. Причём всё это имеет тенденцию дойти до предела именно у России, вполне в нашем духе - раз падать, то по-настоящему, эх, до дна...
В итоге с одной стороны мы имеем евразийство, которое двигается некоей «интеллектуальной восхитительной кометой» в своём «ботаническом» направлении, а с другой стороны идут «чисто конкретные» процессы – и между ними возникает полная нестыковка, «Аншлаг» как некая сцена. Этот зазор между «чисто конкретным» и «ботаническим» настолько большой, что реальность в таком состоянии недееспособна, нетрудоспособна, она вот-вот схлопнется и, соответственно, картины, параметры и правила игры изменятся. Достаточно скинуть к примеру Лукашенко, и к 2008 году начнутся бои, воровать уже будет невозможно, и реальность замкнёт – карты игры будут пересданы. Наша задача к этой пересдаче карт – стать сетью, неким субъектом, пусть виртуальным, но конкретно существующим, чтобы можно было проявиь себя в революционный момент, когда всё настолько обрушится, что надо будет выдвигать некую контрсистему. Тогда нам придется заполнить не одно место, не два, а вообще всё пространство.
Итак, задача Евразийского Движения на нынешний год – прорасти сквозь асфальт как трава, прорасти к людям, которые действительно зажглись, к людям, которые случайно или не случайно прикоснулись к искрам евразийства. В регионах мы должны иметь свою собственную карту: в Курске – старообрядцы, на Кавказе – аланы и балкарское национальное движение, в Казани – Музей Васильева, руководимый нашим другом Прониным. В Санкт-Петербурге у нас особо никого нет – кроме Сергея Курёхина, там никогда ничего не было, а как Сергей умер, так и вообще ничего не стало. Короче говоря, у нас должна быть своя Россия с нашими именами, нам надо создать свою евразийскую Россию, которая будет носить имена наших друзей, наших соратников. Мы должны поставить перед собой задачу пробуждения мест. Нам нужна особая география, география точек, людей, которые живут в разных точках России, понимают евразийство и ищут свой собственный контакт, свой собственный ключ к ним. Такие люди оживляют своё место и становятся мостами между евразийским духовным резервуаром и конкретной реальностью. Они как бы фиксируют тонкое, делая его плотным, одновременно растворяя плотное.
Совершенно правильно о евразийстве в своё время говорили его отцы-основатели: евразийство – это не партия, это орден, который выполняет теургическую задачу. Евразийство – это некая процедура – перемещение идей и их воплощение в реальность и, наоборот, помещение реальности в пространство идей. А люди и группы сторонников евразийства, которые это проделывают, являются мистагогами, т. е. теми, кто сводит Верхние и Нижние Воды воедино, кто смешивает их в определённых умных пропорциях. Это очень тонкая операция, которая требует беззаветной преданности и того «ботанического» достоинства мыслящего человека, который не разменивается, который двигается своим путём. Такие типы в России теоретически есть, у нас действительно очень много талантливых людей. Сейчас мы находимся в переходном состоянии – может быть, это плата за то, что мы такие умные, прекрасные, добрые и чистые люди, – именно поэтому мы сейчас временно превращены в идиотов и моральных уродов. Но это временное состояние – это некоторое испытание, если угодно.
Сейчас задача евразийства в том, чтобы развиваться и очень деликатно распространять свой огонь, а также искать людей, единомышленников, не убеждать их, а просто открывать им евразийские истины. Подчас людям достаточно просто прикосновения. Как говорится в восточной поговорке: готов учитель – готов и ученик, готова потребность, готов некий заказ – готова и реальность. Как это ни странно, очень много подходящих людей можно найти в бизнесе, и в особенности в малом. Сегодня только пассионарные люди способны быть ларёчниками, челноками, куда-то ехать, что-то везти, что-то толкать, а нам и нужны пассионарные люди. Поэтому людей бизнеса надо лечить, они должны получить евразийский экзорцизм – они абсолютно пусты, они растеряны, они наивны, они только и ждут, чтобы им кто-то объяснил, для чего всё это происходит. Просто им не отвечает никто, и они тихо сходят с ума – ещё немного, и наш российский бизнес полностью сойдёт с ума, потому что он испробовал все прелести того, что ему предлагалось, а самая страшная вещь для русского человека – это гниение души. Их души свободны, но никто их не лечит. Я считаю, что не столько даже старушки и беспризорники нуждаются в опёке и внимании, сколько наши бизнесмены. Бизнес должен быть подчинён идее – и он хочет быть подчинён идее, но сам по себе он не способен создавать такие проекты, как евразийский, поэтому надо просто подобирать ключ к его представителям, к бизнесменам.
Иными словами, нам надо оживлять территорию России, делать её насыщенной евразийским присутствием. При этом у нас полная свобода – ничего не надо регистрировать, не нужно численности и никакого формализма. Но когда придёт час Х, мы должны будем превратиться в сеть, в стройные батальоны убеждённых людей, которые знают, где можно остановиться, у кого можно переночевать, где можно взять паек и техническое оснащение. Мы не собираемся ничего свергать, наоборот, мы собираемся утверждать абсолютно позитивную реальность, но кому-то, конечно, придётся за всё за это ответить, за «чисто конкретное».
Евразийство – вещь автономная. Оно должно давать нам питание, должно давать нам право, должно давать нам жизнь, семью, должно давать смысл нашего существования – и тогда само существование будет меняться вокруг нас, тогда эти темы из виртуальных превратятся в конкретные, поскольку по сути они – идеально подобранные ключи к большинству замков. Другое дело, что мы не можем отомкнуть только один замок в отдельности, потому что мы должны отомкнуть все замки одновременно – и внутренние и внешние.
Евразийство – идеология неформальная, интуитивная, она принадлежит теургической стороне, т. е. это вещь, которая не подлежит отчёту, но которая, тем не менее, очень точно заметна: там, где есть евразийство, там ощущается энергия. В итоге евразийство становится не только социальной, но и физической реальностью.
В будущем году нам предстоит создать авангардный отряд Евразийского Движения - Евразийский Союз Молодежи. Этим нам с вами и предстоит заняться в 2005. Следующий - 2005 год - объявляется годом строительства фундамента Евразийского Союза Молодежи.
Близится час великой расплаты.
