Против войны в Ираке здесь выступают не только традиционалистская Партия справедливости и развития Реджепа Тайипа Эрдогана, но и верные светским заветам Ататюрка военные из Генерального штаба и Комитета национальной безопасности.
Несмотря на давление США, парламент вынес решение о недопущении американских военных на турецкие базы для ведения боевых действий против Ирака. Это беспрецедентное со времен конца второй мировой войны "непослушание" ближневосточного сателлита своему прямому атлантическому патрону.
У Турции есть все основания для того, чтобы быть против войны в Ираке, исходя из сугубо региональных интересов. Во-первых, режим Саддама Хусейна является светским, сдерживает, подчас довольно жестко, рост исламистского фактора, что полностью резонирует с логикой кемализма. Прекрасно сознавая значение этого фактора, Анкара, безусловно, понимает, что никакой "демократии" в Ираке после свержения Хуссейна не установится, и что, напротив, скорее всего, там стремительно поднимется исламский фундаментализм.
Второе: ликвидация режима Саддама Хусейна автоматически приведет к провозглашению иракскими курдами самостоятельного государственного образования, и это станет стимулом для подъема курдских сепаратистов в самой Турции.
Война против Ирака радикально противоречит прямым интересам Турции, но этого было бы недостаточно, чтобы в решающий момент отказать патрону в столь необходимой помощи. Дело в том, что Турция в последние годы существенно переосмыслила геополитическое положение не только в региональном, но и в более широком, цивилизационном контексте. Почти незаметно для внешнего наблюдателя, привыкшего считать Турцию "прозападной страной, рвущейся в Евросоюз и полностью послушной Вашингтону", общее настроение турецких элит качественно изменилось. Оказавшись вне жестких рамок "холодной войны", Турция осознала себя "Евразией" - евразийской державой. Эта формула была спасительной для основных турецких политических сил: традиционалистов (Эрбакана и его последователя Эрдогана) устраивало, что евразийство отвергает строгое следование западной модели; военных и кемалистов привлекало то, что евразийство можно было толковать как "движение на Запад, но с сохранением национальной и культурной самобытности". Евразийство стало идеальным мировоззренческим инструментом для того, чтобы объединить два противоположных полюса турецкого общества: исламский и светский.
Внутренняя проблема Турции заключается в том, что подавляющее большинство населения ориентировано традиционалистски, "по-восточному", а интеллектуальная элита и армия, которые контролируют власть, "по-западному" - в соответствие с моделью Ататюрка. Причем постепенно это противоречие только усугубляется.
В такой ситуации евразийство, примиряющее антагонистов, выступает идеальной платформой: оно отсекает радикальный исламизм и смягчает позиции военных в отношении ислама традиционного.
Евразийство заставляет турок по-новому отнестись и к России, которая сама по себе является геополитически Евразией. В отношении постсоветских стран СНГ Анкара вместо первоначальной политики, состоявшей в поддержке пантюркистских проектов, в благожелательном отношении к чеченскому сепаратизму перешла сегодня к поиску стратегического партнерства с Москвой.
Россия сегодня снова - после некоторого атлантического виража - возвращается к своей нормальной и геополитически предопределенной позиции. Она поддерживает франко-германскую коалицию, открыта к сближению с Азией. Иными словами, Россия все более осознает себя как Евразия.
