Лиссабонский договор вносит ряд других важных изменений в устройство ЕС. Союз должен стать юридическим лицом, что позволит ему быть стороной в международных договорах и членом международных организаций. Основная масса вопросов в Совете ЕС будет решаться квалифицированным большинством, а не консенсусом, в том числе иммиграционная и визовая политика, передвижение рабочей силы, больше вопросов внешней политики. Вводится новое определение квалифицированного большинства. До сих пор оно выводится по сложной формуле демографического и иного "веса" каждой страны, что рождает споры между членами союза. Самая крупная (демографически и экономически) страна ЕС - Германия имеет сейчас в Совете ЕС 29 голосов, столько же, сколько Франция, Великобритания и Италия. У Мальты 3 голоса, хотя ее население меньше Германии не в 10, а более чем в 200 раз.
Лиссабонский договор вводит принцип "двойного большинства" при принятии решений: не менее 55% стран союза, представляющих не менее 65% населения ЕС. Это понятнее и прозрачнее. Хотя некоторые все равно недовольны возможностью новых блокирующих коалиций, которые ущемят их интересы.
Лиссабон значительно повышает роль Европарламента. Почти все решения будут приниматься совместно Европарламентом и Советом ЕС. ЕС создавался как союз государств. Их представляет Совет ЕС. Европарламент же имеет прямой мандат граждан через головы государств.
Наконец, Лиссабон вводит должность председателя Европейского совета, избираемого главами государств и правительств сроком на 2,5 года с возможностью переизбраться один раз. Сейчас Европейский совет возглавляет лидер председательствующей в ЕС страны, которая меняется в порядке ротации раз в полгода. Вводится должность верховного представителя по иностранным делам и политике безопасности, который объединит нынешние полномочия верховного представителя по общей внешней политике и безопасности (Хавьер Солана) и европейского комиссара по внешним связям и политике европейского соседства (Бенита Ферреро-Вальднер). В проекте Конституции ЕС эта должность называлась "министром иностранных дел ЕС". Но по настоянию противников превращения ЕС в "супергосударство" название было изменено.
Александр Дугин, лидер "Евразийского движения", доктор политических наук:
Европейские страны решили все-таки ратифицировать Лиссабонское соглашение – это большинство стран кроме Швейцарии, которая сохраняет свой нейтральный статус. Сейчас Ирландия и Польша проголосовали за его принятие. Это значит, что европейская интеграция, несмотря на сложности на этом пути, продолжается. Европейская интеграция есть выражение новой стратегической архитектуры мира, новой модели суверенитета, которая складывается в современных условиях.
Старая концепция суверенитета, сформулированная Жаном Боденом в 16 веке, которая была связана с идеей суверенности национальных государств, к 20 веку прошла много трансформаций. Она потребовала своего пересмотра, поскольку совершенно очевидно, что в 20 веке уже одно национальное государство не могло само по себе сохранять свой суверенитет. Для того, чтобы это осуществить. необходимо было создать блоки. Поэтому прошлый век доказал, что конец классического представления о национальном государстве как высшем носителе суверенитета наступил. Пришлось прожить две Мировые войны, заплатить миллионы жизней для того, чтобы убедиться в этом окончательно.
Сегодня все понимают, что отдельные национальные государства просто не являются носителями национального суверенитета. И даже если формально в юридическом праве все это по инерции отражено, на самом деле суверенитетом ни одно национальное государство, даже самое большое и самостоятельное, за исключением Америки, обладать не может.
Америка как действительно супердержава, как ведущая страна с точки зрения экономики, политической активности, интеллектуального потенциала – со всех точек зрения, разными способами она умудрилась сохранить суверенитет в рамках своей национальной государственности. Но это единственный случай, все остальные страны по сравнению с Америкой полностью или почти полностью этот суверенитет утратили. Отсюда возникает идея, что носителями суверенитета в 21 веке должны быть другие образования.
Европа – это логически продуманный, рациональный совершенно научный ответ на изменения статуса суверенитета. Только Европа как совокупность экономического, геополитического, научного, социального, политического и в перспективе военно-стратегического (это, кстати, самое слабое место Европы) потенциала может представлять собой полноценно суверенное образование.
Европейцы хотят оставаться европейцами, хотят быть свободными, независимыми, суверенными и поэтому они объединяются в ту конструкцию, которая призвана обеспечить им необходимые условия для этого суверенитета. У Европы сейчас стоит окончательно вопрос о том, чтобы придать этому объединению политический статус – в этом и заключается смысл подписания Лиссабонского соглашения всеми странами Евросоюза.
Следующий вопрос – это создание самостоятельных вооруженных сил, сопоставимых с американскими, российскими, китайскими, или с израильскими. То есть для того, чтобы Европа в случае военного конфликта с кем бы то ни было (включая США, сегодняшних партнеров или сегодняшних противников) могла защищаться, ей нужно создать систему своих вооруженных сил.
Что касается других частей света – на них также распространяется закон о несостоятельности суверенных государств, как это касается Франции, Италии и Австрии, хотя раньше они являлись суверенными государствами - сейчас они такими не являются. Те суверенные государства, которые хотят сохранить свой суверенитет в будущем, стоят перед проблемой, в какой блок вступить. Исключение - Китай и Индия, в силу своего демографического состояния они довольно серьезные претенденты на то, чтобы стать настоящими суверенными государствами.
Полюса настоящей суверенности 21 века будут действовать по той же логике, что и раньше национальные государства – если они видят рядом какого-то слабого, не определившегося соседа, то этот сосед подлежит присоединению сильному национальному государству. Присоединение колоний, распределение зон влияния - именно с этим были связаны мировые и внутриевропейские войны. Поэтому сегодня все страны за исключением Индии и Китая, должны ответить на вопрос – где они сами хотят быть? Это просто неизбежно, если такого решения принято не будет ими самими – это решат за них. В течение 21 века все страны, которые не определяться с вхождением в тот или иной блок, будут включены в какие-то геополитические конструкции, которые будут обладать полным суверенитетом.
Россию это затрагивает в полной мере – у России очень слабая демография, очень большие сложности с обеспечением национальной безопасности, очень депрессивное социально-техническое положение при наличии положительных сторон. Таковыми являются огромные ресурсы. Оставшиеся от Советского Союза мощные вооружения еще достаточно времени будут нам служить. Кроме того, есть исторические претенденты создания сверхнациональных образований в России – это очень много значит в таких вопросах.
Европа сейчас объединяется как Древняя Римская Империя и Германская нация, если внимательно посмотреть на ее очертания и кто в нее входит на новом этапе и на новом витке. Но у России фундаментально не хватает определенных параметров для того, чтобы стать самостоятельным полюсом, поэтому России необходимо объединятся. Но страна конечно же не может вступить ни в периферию Европы, Китая или Индии, она сопоставима с ними или превосходит их по определенным параметрам.
Поэтому у России остается только одна перспектива – создавать наднациональное образование под своей эгидой. Все СНГ туда не пойдет, но часть может в это включится, мы видим, что страны ЕврАзЭС более готовы к этому, хотя и здесь все идет сложно – с Белоруссией сейчас катастрофическое положение, с Казахстаном мы почему-то остановились по пути сближения, официально у нас хорошие отношения, но реально интеграционные процессы не идут. И в принципе тем не менее Россия в течении 10-15 лет, это максимум, должна превратиться в наднациональное государство, создав вокруг себя некую структуру Евразийского союза – это вопрос выживания.
Я думаю, что наше российское руководство пока совершенно не понимает этого и не готово к этому решению, но жизнь заставит – и поймет, и приготовится, поскольку процессы интеграции Европы подстегнут и процессы интеграции в других местах. Соответственно выбор России исторически очевиден, может быть для нашего политического руководства и элиты он и не очевиден, если это так, то это печально, но с объективной точки зрения согласно объективному развитию логики политической истории 21 века - в этом нет сомнения. Поэтому Россия обречена на интеграцию.
Теперь можно говорить о том, какая будет архитектура этой интеграции, какая будет идеология – эти вопросы открытые. Она может быть одной, а может быть и другой, она может быть более демократической или более централистской. Туда могут войти. по моему представлению, не только отдельные страны СНГ, но и части стран СНГ, потому что часто цивилизационные границы проходят не только по границе национальных государств, а через эти государства. Яркий пример – Грузия – где 2 анклава как минимум ориентированы пророссийски.
Точно так же на Украине еще больше ясности – Восточная Украина и Крым – это часть явно нашего будущего общего государственного Евразийского союза. Западная Украина будет интегрироваться в Европу рано или поздно, но это проходит прямо посередине Украины, по Днепру. И точно так же можно говорить про Молдову. Приднестровье – это явная часть евразийского пространства, сама Молдова, наверное, интегрируется рано или поздно в Евросоюз, потому что это историческая часть Румынии, там живет один народ, и может быть в этом есть какой-то определенный резон. Таким образом, можно лишь говорить и спорить о формате интеграции на постсоветском пространстве, можно говорить о границах или инструментах построения Евразийского союза, но мне кажется совершенно неверно и безответственно говорить о том, нужно это или нет. Если мы хотим сохранить суверенитет, то это нужно делать – здесь нужно ставить вопрос так.
Теперь что касается других государств – совершенно необходима и назрела интеграция исламских государств, они обладают очень большим политическим, религиозным и социально-мобилизационным потенциалом, кое-какие из стран имеют очень существенные ресурсы, но у всех есть очень существенные недостатки, для того, чтобы отстаивать свой суверенитет для того, чтобы отстаивать свой суверенитет особенно при конкуренции с западным миром или с США. Это вопрос очень серьезный, интеграция исламского мира – это та тема, которая является центральной для всех исламских стран. Архитектура тоже может обсуждаться, но есть такой очень яркий и может быть даже карикатурный пример – это исламский фундаментализм, идея исламского мирового государства. Но и он служит хоть какой-то концептуальной моделью для того, чтобы мусульмане обсуждали объединение своих государств в единый новый халифат. Многих это пугает, но дело в том, что объединение Европы и тот же самый простейший геополитический принцип изменения масштабности суверенитета в 21 веке заставляет мусульман совершенно объективно, справедливо (и никто им запретить не может) продумывать свой ответ на эти новые вызовы.
Китай, конечно, будет двигаться в сторону интеграции под свое собственное влияние близлежащих территорий как в Юго-Восточной Азии, так и в Монголии, здесь нам конечно еще нужно поторговаться с ними за Монголию нам, потому что наше влияние тоже было там очень сильно и эволюционно Монголия ближе относится к евразийской территории чем к Китаю, то есть тут есть тут есть еще открытые вопросы
Очень серьезные задачи и у Индии. Это не только Индостан, под индийском влиянием очень много существует стран в Индийском океане, и там очень серьезные вопросы, поэтому и Индии необходимо будет создавать такую модель.
Еще мы видим, что Уго Чавес и Кадаффи недавно на полном серьезе и довольно осмысленно и подробно обсуждали политические перспективы интеграций как Африки, так и Латинской Америки. Это значит, что практически все игроки в мире - серьезные и несерьезные, экстремальные и вполне политкорректные политические силы, организации, страны - обсуждают изменение структуры суверенитета. Россия не может быть в стороне от этого. Тем более и американцы об этом подумывают – был такой проект объединения валюты между Мексикой, Канадой и США. Даже Америка, которая сегодня единственная имеет настоящий статус гипер-державы, задумывается о том, что этот суверенитет нужно расширять в глобальном масштабе, к чему и ведут глобалистские модели – к концепции мирового правительства. Но если это не удастся, то американцы как минимум хотят интегрироваться в Северную Америку, потому что это тот масштаб, который будет минимально необходим для сохранения своего положения в мире.
Следовательно, европейская интеграция – подписания Польшей Лиссабонского соглашения, хотя это не Бог весть какое событие, показывает, что эти процессы идут полным ходом. А мы в этом смысле отстаем, мы заняты чем-то второстепенным, а больше внимания надо уделять евразийскому движению и евразийским проектам.
