С середины ХХ века многовековой дуализм между Россией и Западом (особенно Англией), называемый в геополитической науке дуализмом «евразийство-атлантизм», воплотилось в противостоянии двух сверхдержав СССР - США. Следовательно, проблема кавказского региона и прилегающих к нему территорий оказалась частным случаем глобального противостояния.
Это противостояние никуда не исчезло и после распада СССР, но, напротив, обнаружилось со всей наглядностью именно его геополитическое (а не только идеологическое или политэкономическое) содержание.
Все перестроечные и постперестроечные конфликты в этом регионе были выражением столкновения двух глобальных геополитических сил, которые прямо или косвенно стояли за более мелкими действующими лицами социальных, религиозных, идеологических и этнических усобиц.
Любое рассмотрение кавказского региона в геополитической системе координат предполагает конечное сведение всей многосложной картины реальной расстановки сил к глобальному геополитическому дуализму, к столкновению всегда и во всем противоположных геополитических интересов России и США (шире - стран Северо-Атлантического Союза).
Исходя из геополитического дуализма можно легко сформулировать конечную геополитическую цель и евразийцев, и атлантистов в кавказском регионе. Задачей Евразии является укрепление центростремительных тенденций, сохранение всего этого пространства под стратегическим контролем Москвы, создание устойчивой конструкции, продолжающей геополитические традиции царской и советской России, всегда находившей возможности через гибкую систему контроля и многофакторную методологию сохранять и укреплять свое влияние и свое стратегическое присутствие.
Атлантисты заинтересованы в прямо противоположном. Прямые геополитические интересы США состоят в том, чтобы вывести всю зону из-под влияния Москвы, нарушить устоявшуюся геополитическую систему, перекроить кавказскую территорию с тем, чтобы Запад смог извлечь из этого максимальную стратегическую выгоду.
В американском плане есть две стадии: разрушительная и созидательная. Первая предполагает дестабилизацию Кавказа, разрушение системы баланса сил и приводных ремней стратегического контроля Москвы. Здесь предполагается использование самых разнообразных факторов, часть из которых используются чисто прагматически и не имеют ничего общего с теми силами, которые будут приоритетно поддерживаться на следующем этапе. Этот второй этап будет заключаться в стабилизации ситуации, но уже в качественно новой обстановке, когда ключевые позиции в регионе будут сосредоточены в руках либо прямо проамериканских, либо опосредованно служащих антлантистским интересам сил.
Москва, соответственно, должна ориентироваться на симметричную модель: в первую очередь необходимо всячески поддерживать хоть хрупкое, но равновесие, противодействуя первой фазе атлантистского плана. Но так как в реальной ситуации процессы идут в разрушительном ключе особенно после событий 11 сентября 2001 г., то помимо чисто охранительной стратегии, Москва должна подстраиваться под уже начавшиеся разрушительные процессы, не пассивно, но активно противодействуя им, пытаясь разрушить операции противника, смешать ему карты, привнести деструктивный элемент в те систему и структуры, которые начинают им создаваться. Кроме того, уже отчужденные от Москвы регионы Кавказа (три страны СНГ) должны стать ареной активной геополитической деятельности, направленной на блокирование там атлантистских импульсов, подрыва проамериканских групп влияния и организаций, на дестабилизацию социально-политического положения, особенно в тех случаях, когда начинают отлаживаться позитивные связи местных политических и экономических элит с США и их стратегическими партнерами.
Основной угрозой безопасности России является отсутствие однозначной политической формулировки идентификации «геополитического противника», что только и может сделать доктрину национальной безопасности полноценной, не противоречивой и действенной. Политическое руководство РФ должно уяснить тот очевидный геополитический факт, что нашим главным противником является США, атлантизм и его стратегические партнеры, и что все остальные страны, народы и группы рассматриваются исключительно как нечто промежуточное, как поле столкновения интересов двух объективных цивилизационных и геополитических полюсов - Евразии и Мирового Острова (США, НАТО).
Следовательно, вся кавказская проблема приобретает в геополитическом срезе новое измерение.
Центром геополитической активности на современном Кавказе сегодня является Чечня. Она является символом и индикатором всей гаммы геополитических и стратегических трансформаций в регионе, динамическим центром перемен.
Весь современный чеченский конфликт повторяет исторические константы кавказской геополитики: борьбу против России-Евразии в интересах атлантизма (ранее Англии, сегодня США). Все дело усугубляется еще и тем, что и в самой современной России, как этот ни парадоксально, очень сильно откровенно атлантистское (русофобское) лобби, которое выступало открыто на стороне Ичкерии в военных действий 1994-1995, 1999-2000 гг. Затихнув сегодня, оно никуда не исчезло.
Чечня стала детонатором разрушения «русского мира» в регионе Кавказа, повторяя путь Армении, Грузии и Азербайджана на последних этапах СССР. Но так как в настоящее время эти страны СНГ оказались в положении самостоятельных государств.
Главной стратегической задачей чеченской войны было отторжение части российских территорий от Центра, создание беспокойной конфликтной зоны, с аморфной государственностью. При этом атлантисты опирались на все силы, объективно заинтересованные в сепаратизме без особых различий.
На самом деле, эти антироссийские силы в Чечне делились и делятся на две составляющие: проамериканское лобби, связанное с официальной Анкарой и «ваххабитами» Саудовской Аварии, и на местных националистов, опирающихся скорее на Иран, суфизм, турецкую фундаменталистскую оппозицию. Обе силы солидарны в антирусской ориентации, и поэтому на первом этапе были в равной степени поддержаны Западом. Операция в Афганистане отодвинула события в Чечне для атлантистов на второй план, но вяло текущий кризис сохраняет для них пути влияния на ситуацию во всем Северокавказском регионе.
Грузия, Азербайджан и Армения являются важным компонентом геополитической картины Кавказа, и на их примере можно заметить некоторые объективные закономерности того пути, по которому еще только придется пройти другим народам региона.
Христианская Армения, начав с проатлантистской политики «независимости от Москвы», воспроизводя историю начала века, когда армяне предпочли большевистской Москве «белую» атлантистскую Антанту, быстро осознала все минусы своего геополитического местонахождения в окружении исламских государств при отсутствии выхода к морю и качественных безопасных путей сообщения, и заняла однозначно промосковскую стратегическую позицию. Вместе с тем активно развиваются региональные связи с Ираном, что вытекает из общей антиатлантистской евразийской концепции оси Москва-Тегеран.
Православная Грузия более всего была ориентирована антирусски, но и здесь мало-помалу религиозно-геополитическая рефлексия пробуждается, и осознание необходимости альянса с Евразией дает о себе знать, что делает шатким положение режима Шеварднадзе.
Сложнее всего с Азербайджаном, который, будучи наиболее «просоветской» и «промосковской» республикой в то время, когда в Армении и Грузии кипели антимосковские страсти, в настоящее время ориентирован преимущественно на Турцию и напрямую на США. Ваххабитское влияние здесь минимально, так как азербайджанцы - шииты, но атлантизм поддерживается через политическое, этническое и экономическое посредство Анкары. Напряженности с Ираном способствует также проблема Южного Азербайджана, находящегося на иранской территории.
Мы можем рассортировать различные политические силы кавказского региона, включая целые народы и страны по геополитической шкале.
Есть инерциально промосковское лобби, поддерживаемое выходцами из регионов, занявшими крупные посты в федеральных структурах - персоны наподобие Абдулатипова, Хасбулатова и т. д. - и основывающееся на старых советских лидерах. В исламской среде эта тенденция носит неопределенный характер. Но в христианских странах и анклавах помимо инерциального остаточного русофильства замечаются и новые тенденции, основанные на актуальном осознании всей сложности геополитического пребывания в чуждом религиозном окружении. Яснее всего это видно в Армении и Осетии, более расплывчато - в Грузии.
Второй тип - национал-сепаратизм с опорой на автохтонность и с ориентацией на незападный, «традиционалистский» путь развития. Это наиболее «пассионарная» часть региональных лидеров, ориентированных против всякого универсализма - будь то русского или американского. Как правило, это мусульмане-фундаменталисты суфийской или филошиитской ориентации, с явными симпатиями к Ирану и определенной антипатией к «арабскому исламу».
Третий тип - кавказский сепаратизм с ориентацией на Запад, Саудовскую Аравию и официальную Турцию, причем моралистический суннитский «ваххабизм» здесь вполне может соседствовать с либерал-демократическими откровенно атлантистскими темами.
Стратегия России на Кавказе должна учитывать общий геополитический контекст. В данный момент происходит активный слом одной модели влияния и контроля над регионом и возникает насущная потребность в другой модели. Эта новая модель помимо традиционной методологии поощрения пророссийских настроений у региональных элит и игре на внутренних противоречиях, должна учитывать совершенно новую, не существовавшую ранее ситуацию - необходимо различать два вида сепаратизма, из которых один является абсолютно неприемлемым и отрицательным как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе, а второй, напротив, может быть в долгосрочной перспективе использован в положительном для Москвы ключе.
Иными словами, наши сегодняшние противники - сепаратисты «традиционалисты», «фундаменталисты» проиранской ориентации - могут быть использованы в дальнейшем для геополитической пользы России.
Важнейшее геополитическое значение имеет фактор каспийской нефти и соответственно нефтепровода. Стратегические планы США сводятся к тому, чтобы организовать геополитическую зону, соединяющую Каспий с турецким побережьем Черного моря, причем эта зона должна быть неподконтрольной ни РФ, ни Ирану. Это предполагает создание «Кавказского государства» или нескольких государств, под турецким или непосредственно американским влиянием.
Это предполагает дальнейшее втягивание Азербайджана в зону влияния Турции по этническому (расовому) признаку. Грузия должна войти в проект через свою политическую элиту и прозападный клан Шеварднадзе. Остальные кавказские народы - через распространение «ваххабитского» ислама, завязанного на Саудовскую Аравию.
Конфигурация трубопровода или ряда трубопроводов предполагает в таком случае вывод каспийско-черноморской зоны из-под влияния России. Это является важнейшей геополитической задачей США, так как мировые запасы нефти строго ограничены, а именно через контроль над нефтью и ее транспортировкой в развитые страны, США удается сохранять мировую гегемонию.
СССР не уделял особого внимания Каспийской нефти, предпочитая развивать месторождения на Севере Евразии, поэтому в настоящей ситуации контроль над Каспием и над каспийско-черноморским пространством, является стратегической задачей глобального противостояния атлантизма и евразийства.
Общая структура геополитического контекста всего кавказского региона диктует Москве границы ее стратегии.
Основным императивом этой стратегии является необходимость противостоять планам США и их сателлитам в этом регионе, т.е. противодействие всем проектам и трендам, могущим быть охарактеризованными как «атлантистские». Именно это должно быть поставлено во главу угла. Атлантизму следует противостоять не только лобовым образом, но и через мнимое сотрудничество с ним под видом совместных «миротворческих» усилий.
Исходя из этого императива, следует закрепить позиции Москвы на Кавказе. Особенно надо учитывать те тенденции промосковской ориентации, которые складываются по новым силовым линиям, а не по инерции, сохранившейся с советского периода. В этом смысле, необходимо смотреть вперед и высчитывать те факторы, которые могут выполнять центростремительную функцию после возможного политического отпадения регионов от прямой зависимости от Москвы. Наилучшим примером может служить Армения, которая возвращается к пророссийской геополитической ориентации (являющейся, впрочем, исторической константой армянской политики) после определенного периода «русофобии» и сепаратизма.
Уже сейчас следует закладывать структурные сети в расчете на грядущие трансформации. Если создание «Кавказского Государства» станет реальностью, а этого нельзя исключить, сознавая стремление США (и соответственно Турции) добиться этого любой ценой (фактор нефти является здесь особенно значимым), Москве имеет смысл уже сейчас сориентировать в соответствующем ключе тех лидеров и представителей политических движений, которые в свою очередь в дальнейшем могли бы служить подрывными элементами в новом образовании относительно проамериканского и протурецкого курса.
Речь идет о «фундаменталистской», «суфийской», «автохтонной» версии кавказского исламизма (и национализма), ориентированной на Иран и против США (Запада). Для этой цели имеет смысл кроме всего прочего использовать армянскую диаспору, укорененную в политической реальности Кавказа и прекрасно знающую поведенческие модели и мотивации региональных элит (свою эффективность армянские спецслужбы доказали в азербайджанских событиях, приведших к смещению Эльчибея).
Так как одной из главных сфер противостояния является нефть, то Москве следует заключить с Ираном политический и стратегический пакт, в соответствии с которым обе страны будут с двух сторон способствовать дестабилизации тех кавказских регионов, где сильно влияние Турции, «ваххабизма» или непосредственно США, и напротив стабилизации тех районов, где сильны позиции Ирана и России. Именно эти варианты трубопровода - Российский и Иранский следует обоюдно поддерживать с приоритетом прокладывания его через дружественные (в долгосрочной перспективе) РФ и Ирану геополитические образования. Тегеран должен стать стратегическим партнером Москвы по контролю над ситуацией в Черноморо-Каспийском регионе.
