Само существование СССР уравновешивало собой западный полюс, давая странам всего мира возможность выбора, предлагая альтернативу пути развития. И этой возможностью вовсю пользовались не только те страны, которые шли вслед за социализмом и СССР напрямую, но и те, кто искал собственной дороги – эти страны, назывались тогда «неприсоединившимися». Не присоединившимися ни к социализму, ни к капитализму. Но сама возможность такого «неприсоединения» обеспечивалась наличием СССР. Советский полюс создавал на планете геополитический баланс. Эта гигантская социальная и пространственная конструкция могла быть модернизирована. И правящая верхушка Коммунистической Партии прекрасно понимала неизбежность преобразований. В перестройку стали прививаться элементы рыночного хозяйства, появились кооперативы. Были сняты запреты и ограничения с Церкви. Разрешили первые независимые политические и общественные образования. В то время они назывались «неформальными». И среди этих «неформалов» были как демократы-западники, так и славянофилы-традиционалисты, как социалисты и социал-демократы, так и либералы и апологеты капитализма. В обществе назревали предпосылки широкого идейного спора, осмысления положения страны в новых условиях, разрастались дебаты о выборе дальнейшего пути. Все это было до августа тысяча девятьсот девяносто первого года.
После августа тысяча девятьсот девяносто первого года не стало ни единой страны, ни социализма, ни многонационального единства, ни общественных дебатов о выборе пути, ни развития экономики. Все рухнуло. После августовского путча исчезла двухполярная система и началась планетарная гегемония Запада. Началось безраздельное господство США. Идеи социализма, социальной справедливости, солидарного экономического устройства общества были отброшены и осмеяны. Защищать их было больше некому. Об их эффективности всерьез больше говорить стало не принято. Распалась великая держава. На ее территории образовалось 15 независимых от вчерашнего центра и друг от друга государств. Слабых, бессмысленных, лишенных исторической базы и экономической перспективы. С ненавистью к советскому прошлому и русскому народу вместо национальной идеи. С грубым национализмом и без какой бы то ни было стратегии развития на будущее. Подавляющее большинство этих карикатурных образований уже спустя десятилетие было признано «несостоявшимися государствами» – failed states.
Американское стратегическое присутствие от границ Восточной Европы переместилось в самое сердце евразийского материка и вплотную приблизилось к границам нынешней России – уродливого и незаконченного остатка бывшего огромного тела. Общества в этих пятнадцати постсоветских странах, утратив старые ценности, новых так и не приобрели. Слепо копируя Запад, исповедуя принцип «тащи, сколько можешь», отбросив само представление о человеческом достоинстве и нравственном идеале – постсоветские люди были вовлечены в водоворот разложения и упадка. Больше не было высокой цели, больше не было ориентира в будущее, больше не было воли к преодолению. «Хоть день, да мой», «после нас хоть потоп», «кто не успел, тот опоздал», «каждый за себя» – эти подлые истины заняли место ушедшей в прошлое советской идеологии. Вместо реальной модернизации экономики ловкие проходимцы и любители ловить рыбку в мутной воде вместе с разложившимися чиновниками присвоили себе безмерные богатства недр, хитростью, вероломством и насилием захватили заводы и предприятия, земли и здания – все то, что было создано трудом целых поколений русских и советских людей. Рыночные методы привели к тому, что вся постсоветская экономика свелась к торговле природными ресурсами за рубеж и к закупке иностранных товаров. Изобилие импорта на прилавках лишь оттеняло нищету тех, кому не досталось от раздела пирога.
По словам президента России Владимира Путина «распад СССР был колоссальной геополитической катастрофой». Эта катастрофа произошла именно в августе тысяча девятьсот девяносто первого года. До августа еще все можно было спасти. После августа – спасти уже ничего было нельзя.
1991 год. Перестройка советской системы и ее модернизация, начатая реформатором Горбачевым, очевидно, заходит в тупик. Значительная часть столичной интеллигенции, работников культуры и делегированные члены партийного аппарата, КГБ и комсомола формируют по заказу сверху «демократическое движение». В политбюро ЦК КПСС эту линию курирует ближайший сподвижник Горбачева Александр Яковлев, заведующий идеологическим отделом. Это движение, да и большинство советников Горбачева – Чернов, Шахназаров, Шеварднадзе – полагают, что отказ от идеологического противостояния с Западом резко и радикально снимет все проблемы, накопившиеся в СССР. По их мнению, увидев, что Москва отказывается от продолжения холодной войны и ищет сближения со странами Запада, США и Западная Европа снимут давление и окажут стране всю необходимую помощь – в экономике, технологиях и товарах. Это и есть «новое мышление» Горбачева. Отказ от своего собственного пути видится залогом спасения ситуации.
В советских республиках ситуация накаляется подъемом националистических настроений. Здесь все беды и трудности возлагают на русских и провозглашают безответственные идеи – избавимся от Москвы, заживем как надо. Кое-где – например, в Киргизии, Казахстане, Нагорном Карабахе вспыхивают межнациональные конфликты. Впервые после Второй мировой войны в СССР начинает литься кровь.
Понимая, что Горбачев не справляется со своей задачей и вот-вот упустит всю ситуацию из рук, ряд высокопоставленных советских чиновников принимают решение о его низложении. Это вице-президент Янаев, премьер министр Павлов, министр обороны маршал Язов, министр МВД Пуго, председатель КГБ СССР Владимир Крючков, генерал Валентин Варенников, секретарь ЦК Олег Шенин, спикер парламента Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов, Бакланов, Стародубцев – одним словом вся властная верхушка СССР. Пока Горбачев отдыхает на своей крымской даче в Форосе, в Москве этими людьми создан Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению. Эти люди хотели спасти империю, удержать страну от краха, сохранить социальную ориентацию в обществе. Они встали на пути деградации и распада, бросили вызов нарастающей энтропии. Попытались преградить путь энергиям хаоса и анархии.
ГКЧП продержался три дня. В первый день казалось, что они смогут справиться со своей миссией. Во второй день чаша весов явно стала склоняться к тем, кто хотел продолжать следовать легкой дорогой и надеялся на спасение с Запада. На третий день ГКЧП сдался. Его члены бросились зачем-то в Форос, но были арестованы новой прозападной и ультралиберальной властью Ельцина. Владимир Пуго застрелился. Остальные участники провалившегося путча оказались в тюрьме.
Те, кто хотел спасти континентальную империю и сохранить социальную справедливость, проиграли тем, кто хотел разрушения, разделения и ничем не ограниченной свободы. Свободы от любых обязательств, от любой высшей цели, от любой ответственности.
Взяв в руки власть в период ГКЧП в эти драматические августовские дни тысяча девятьсот девяносто первого года, определенные силы в обществе так больше ее никому и не отдали. Режим Ельцина утвердился на факте победы над ГКЧП. И его идеология сформировалась окончательно именно тогда – в окруженном бессмысленными и жалкими танками Белом доме.
19 августа девяносто первого года я проснулся под слова Анатолия Лукьянова о том, что над «страной нависла угроза распада и создан Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению для ее спасения». По телевизору были отменены все программы, и транслировался только балет «Лебединое Озеро». В Москву были введены войска. Я отправился на Новый Арбат в депутатскую группу «Союз» к полковнику Виктору Алкснису, который был известен тогда, как жесткий сторонник сохранения СССР и противник реформаторов. По Новому Арбату в сторону Кремля от Белого дома двигался людской поток. Глядя на их нервные лица, отражающие бурные и крайне неясные эмоции я видел, что эта огромная живая масса хочет только одного – разрушать, разлагать, освобождаться от ограничений и обязательств, от ответственности. Это была армия хаоса, которая мобилизовалась не столько «за» что-то, сколько «против».
Большинство участников тех событий, наверняка, сегодня горько сожалеют или стыдливо избегают этих воспоминаний. Только совершенно невменяемые люди или откровенные враги России могут продолжать настаивать, что все было правильно. Но тогда им казалось, что они герои. Помню, как навстречу толпе бросился безумный Жириновский, требовавший порядка и подчинения ГКЧП. Толпа чуть не разорвала его, но он продолжал в своем стиле выкрикивать что-то из-за небьющегося стекла приемной Верховного Совета. Рядом со мной стоял Владислав Листьев, бравший интервью у проходящих людей. Все проклинали путчистов.
Виктор Алкснис, на компетентность и связи которого я рассчитывал, так как хотел принять активное участие в поддержке ГКЧП, оказался совершенно не в теме. К нему сверху, от ГКЧП или от кого-то еще никаких указаний и никакой информации не поступало. При мне ему звонил телеведущий Александр Невзоров, но и у него не было четких сведений. «Похоже это подстава», кричал он в трубку… Позже в редакции патриотической газеты «День» в таком же положении полного неведения я застал и Александра Проханова.
Время стремительно уходило. И становилось ясно, что члены Комитета не собираются использовать те общественные силы из числа патриотов и государственников, которые готовы были их активно поддержать – словом, делом, жестом, аргументом, в конце концов, выкриком. И, наконец, стало мучительно ясно, что мы проиграли. Что у путчистов не хватило воли довести до конца задуманное. Что они испугались, ослабли и осели в нерешительности. Стали закрадываться подозрения, что это было фарсом. Что на самом деле игрой руководят иные силы и иные фигуры. А решения принимают иные центры… Воздух стал тяжелым и предгрозовым.
На наших глазах исчезала Империя, рушилась великая идея, по швам разлеталось государство, народы и нации расходились по далеким углам, чтобы, ощерившись, злобно смотреть друг на друга из гниющих самостийных нор. На тело русского народа обрушились неумолимые лезвия новых границ, рассекая национальную живую плоть, расчленяя единый организм, отделяя от него братские народы, культуры и этносы. Все произошло именно тогда, в эти августовские дни 15 лет назад. В терминах геополитики, это была колоссальная победа атлантистов над евразийцами. Началась эпоха однополярного мира. Америка повергла своего самого главного врага. Причем его же руками.
Тайна окутывает эти события до сих пор. Нет никаких сомнений, что мы имеем дело с заговором. С заговором против нашей страны, против нашей цивилизации. Этот заговор, увы, удался. Провалу ГКЧП Запад рукоплескал. Стратеги Вашингтона уже видели, как все будет развиваться впоследствии – как рушится страна, как постепенно отдаляются от Москвы постсоветские государства, как неуклонно перемещаются границы НАТО на Восток, как атлантистские военные базы окружают Россию с Запада и с Юга. И они были правы. Все произошло именно так. Беловежская пуща, где Ельцин, Кравчук и Шушкевич юридически оформили конец СССР, была прямым следствием провала ГКЧП. Горбачева же просто смыло. Он оказался между двух стульев – между провалившимися консерваторами – сторонниками СССР и российскими реформаторами-западниками, готовыми сделать все, что прикажет Вашингтон.
15 лет назад мы потеряли СССР, нашу Родину. Страну, где многие из нас родились и выросли. Страну, которая дала нам пищу, кров, знания и убеждения. Едва ли нерешительные и слабовольные чиновники из ГКЧП войдут в русскую историю как крупные фигуры. То, что они поднялись на защиту страны, заслуживает одобрения. Но как позорно, бессмысленно и трусливо они все провалили – это заслуживает презрения. И то, что они побоялись кровопролития, их никак не оправдывает. История всегда делается кровью. За все надо платить. И после их провала кровь не перестала литься ни в Карабахе, ни в Абхазии, ни в Южной Осетии. И уже собирались тучи над Чечней. И уже приближался расстрел Белого дома в девяносто третьем, где среди защитников окажутся многие из толпы на Новом Арбате и из бывших сторонников Ельцина. И тогда в 93-м году у демократической власти – прикидывающейся мирной и пушистой – рука не дрогнула. И кровь пролилась, и танки выстрелили, а тысячи омоновцев, не колеблясь, жестоко избивали безоружных людей – представителей «гражданского общества», поднявшихся против проамериканских ультралиберальных реформ, против внешнего управления Россией, против атлантизма, против набирающей силу «семьи» и олигархии. Но это уже другие страницы нашей новой истории.
