Роль и место "цветных революций" в геополитических трансформациях в Каспийско-Черноморском регионе

Геополитика, основные теоретические положения которой были основательно разработаны и изложены в XIX – XX вв. ее отцами-основателями (Ф. Ратцель, Р. Челлен, Х. Макиндер, А. Мэхэн, Н. Спикмен, К. Хаусхофер, К. Шмитт и др.), основывается на утверждении фундаментального дуализма «Суши» и «Моря», как противоположных онтологических и гносеологических концептов.

«Суша», «теллурократия», «сухопутное могущество», как парадигмальная матрица для множества разнообразных цивилизаций, связана с фиксированностью пространства и устойчивостью его качественных ориентаций и характеристик, что воплощается в доминации «целого» над «частью», консерватизме, иерархии, строгих юридических нормативах, которым подчиняются крупные объединения людей – рода, племена, народы, государства, империи. «Море», «талассократия», «морское могущество», напротив, представляет собой тип цивилизаций, основанный на превосходстве «части» над «целым», индивидуализме, либерализме, релятивизме этнических и юридических нормативов, приоритете кочевничества и мореплавания над оседлостью. «Морские культуры» быстро развиваются, активно эволюционируют, легко меняют внешние признаки, сохраняя неизменной лишь внутреннюю идентичность общей установки¹.

Классической геополитикой признается и третья, промежуточная область – т. н. «береговая зона», «Rimland», которая не обладает собственной онтологической природой, как не является и каким-либо «третьим центром». Скорее, это «составное пространство», потенциально способное быть фрагментом «талассократии» или «теллурократии», либо ареной их геополитического противоборства.

В таком контексте регион «Большого Кавказа», как и его составная часть - Северный Кавказ - в рамках геополитики осмысливается исключительно в качестве «береговой зоны», которая с позиции «Суши» (Российская империя – СССР – Россия) должна быть включена в сферу континентального влияния вплоть до выхода к южным морям и берегам Индийского океана, а с позиций «Моря» (Великобритания - США, НАТО), напротив, использована в качестве плацдарма для экспансии вглубь Евразии и установления над материком военно-политической и экономической доминации. Поэтому нет ничего удивительного в том, что «Большой Кавказ» всегда представлял собой место столкновения интересов и ожесточенной борьбы англосаксонских государств (с конца XVIII в. – Великобритания, с середины ХХ в. – США) и России, своеобразными «заложниками» которой на протяжении веков являлись (и являются) кавказские народы³.

Сложный комплекс дипломатических, экономических, военных, разведывательных и иных мер, разнообразных ответных ходов и маневров, осуществлявшихся в XIX – XX вв. двумя главными геополитическими противниками – Великобританией и Россией, - получил в британском политическом обиходе, а позднее и в научной литературе, с легкой руки английского разведчика Артура Коноли⁴, метафорическое определение «Большая игра» (Great Game) ⁵. С 1948 г. в этом «игровом» противоборстве Великобританию заменяют США. Несмотря на то, что «Большая игра» по существу завершилась подписанием в 1907 г. в С.-Петербурге Англией и Россией конвенции о разделе сфер влияния в Персии, Афганистане и Тибете, по мнению многих геополитиков, она реально никогда не оканчивалась, но продолжается и в настоящее время, хотя представители американского истеблишмента отрицают это, утверждая, что речь идет лишь о «продвижении демократии» на постсоветское пространство.

Однако геополитическое противоборство «Суши» (России) и «Моря» (США), особенно ярко проявляющееся в Каспийско-Черноморском регионе, в постсоветский период набирает обороты. Кавказ представляет собой составную часть указанного региона: это уникальная многоуровневая система, в рамках которой в сложнейших комбинациях переплетены народы, религии и культуры. Однако само по себе указанное обстоятельство еще не является достаточным основанием для объяснения необычайно высокого уровня конфликтогенности, захлестнувшей регион. Яркий пример тому средиземноморский ареал, где в условиях этнорелигиозного многообразия и поликультуризма, не меньших чем на Кавказе, резкая дестабилизация обстановки всегда происходила исключительно в периоды столкновения стратегических интересов геополитических игроков Востока и Запада (в канун Первой и Второй мировой войн, после роспуска «Варшавского Договора» и т.д.). В остальное же время диалог религий и культур, как правило, вполне обходился и без кровопролития.

Это позволяет, на наш взгляд, сделать вывод о том, что парадигма подавляющего большинства крупных социальных конфликтов в современном мире носит геополитический характер, в то время как их конкретное содержание формируется из ткани объективно существующих межэтнических, конфессиональных, политических, социально-экономических и иных противоречий. Внезапное «обострение» конфликта, радикализация оппонентов, выбор необычайно агрессивных методов его «разрешения», затяжной характер противоборства, – все это верные признаки внешнего, субъективного вмешательства «третьей силы». Применительно к Кавказу такой «третьей силой» является трансатлантическое сообщество – США и их сателлиты, преследующие в регионе свои геополитические интересы⁶.

После последнего тура принятия новых членов весной 2004 г. НАТО значительно расширила свои границы и достигла российского Ближнего зарубежья. Это расширение совпало с усилением активности на Каспии и Черном море. Теперь Североатлантический альянс стремится стать «гарантом безопасности» для стран Центральной Азии и Кавказа, что было официально озвучено на саммите НАТО в июне 2004 г. в Стамбуле, где объявили о планах организации обратить «особое внимание» на сотрудничество с двумя регионами⁷.

Наблюдается стремительно усиление военного присутствия США в регионе. Уже в середине 90-х гг. Пентагоном был разработан план военной интервенции «Шторм над Каспием». В феврале 1998 г. Б. Клинтон подписал «План объединенных командований американских войск», впервые определивший зоны ответственности оперативно-стратегических межвидовых формирований ВС США с включением бывших республик СССР. С 1 октября 1998 г. Азербайджан, Грузия, Армения, Украина, Беларусь и Молдавия были включены в зону ответственности Европейского командования ВС США – ЕВКОМ (USEVCOM). Ровно через год в зону ответственности Центрального военного командования США - ЦЕНТКОМ (USCENTCOM) были включены Туркмения, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан и Кыргызстан, а еще через три года (с 1 октября 2002 г.) в зону ответственности Европейского командования США - ЕВКОМ (USEVCOM) были включены большая часть Северной Атлантики, Каспийское море и Россия.

Прорывом американской дипломатии явилась организация миротворческого батальона в Центральной Азии – ЦЕНТРАЗБАТ (CENTRAZBAT). Следующий шаг был сделан в направлении создания подобной структуры на Кавказе (КАВБАТ) с участием Грузии, Армении и Азербайджана.

Современные подходы и применяемые геополитическим оппонентом России средства существенно расширились. В США уже несколько лет проводятся экспериментальные военно-научные исследования Каспийского региона, как будущего возможного театра военных действий. В 1999 г. командование ВС США разработало сложную компьютерную модель Каспийского бассейна для использования ее при обработке возможных сценариев вторжения. С 2000 г. ведутся компьютерные учения по Каспию с участием представителей всех видов вооруженных сил и ведущих федеральных ведомств, включая ЦРУ и Госдепартамент.

Начало массовому вхождению американских вооруженных сил в регион и созданию военных баз было положено после террористических атак на объекты США 11 сентября 2001 г. 7 октября 2001 г. началась антитеррористическая операция «Несокрушимая свобода», в ходе которой войсками Соединенных Штатов был оккупирован Афганистан. Одновременно Пентагон начал глобальную передислокацию вооруженных сил, призванную обеспечить стратегический контроль над «дугой нестабильности» от Ближнего Востока до Северо-Восточной Азии за счет расширения своего присутствия на этих театрах.

Результатом подобного смещения акцентов стали далеко идущие дипломатические и военные инициативы США в Центральной Азии и на Кавказе. Пентагон укрепил стратегическое присутствие в Узбекистане, разместив там 1500 американских солдат. Для успешного осуществления операции «Несокрушимая свобода» Узбекистаном были представлены базы «Ханабад», «Кокайды» и «Тузель». Позже, в июне 2002 г., И.Каримов подписал в США декларацию, в которой Ташкент был назван основным стратегическим партнером США в Центральной Азии.

Таджикистан в тот же период разрешил использование аэродрома «Айни» и аэродрома в Кулябе.

Кыргызстан предоставил международный гражданский аэродром «Манас». Сегодня уже с новым руководством этой республики американцы продолжают вести переговоры о предоставлении долгосрочных прав на аренду военной базы и углублении военного сотрудничества. В этой стране размещены 1300 военнослужащих, занимающихся тыловым обеспечением операций Пентагона в Афганистане; ведутся переговоры о предоставлении киргизской стороной еще одной базы для нужд военного ведомства США, тогда численность американских военнослужащих будет доведена до трех тысяч человек.

Казахстан первым в сентябре 2001 г. предложил США свою помощь аэродромами в Чимкенте и Луговом, позднее в Алма-Ате, ранее рассматривалась возможность размещения под Карагандой мотострелковой бригады численностью до 5 тысяч человек. Разработаны «План военного сотрудничества» и «Программа военных контактов между ВС Республики Казахстан и Центральным командованием США». Соединенные Штаты выделили миллионы долларов на закупку оборудования и обучение военных Казахстана, а с лета 2003 г. финансируют строительство совместной военной базы в портовом городе Атырау на побережье Каспия.

Кроме того, между военными ведомствами США и Казахстана решен вопрос о безвозмездной поставке на Каспий для военно-морских сил республики корабля водоизмещением более 1 тыс. тонн. На американские деньги сегодня оборудуется вся береговая военная инфраструктура Казахстана. То же самое американцы предлагают Туркмении и Азербайджану⁸.

Аналогичные действия предпринимаются и на Кавказе. Соединенные Штаты обеспечили себе центральную роль в строительстве вооруженных сил Грузии, запустив в мае 2002 г. программу по их оснащению и обучению стоимостью в 64 миллиона долларов, призванную усилить возможности грузинских военных, как было заявлено, по борьбе с терроризмом и снять напряженность между Тбилиси и Москвой в связи с присутствием чеченских боевиков в Панкисском ущелье. Представители Пентагона наладили контакты и с новым президентом Грузии М. Саакашвили, придерживающимся прозападной ориентации, в результате тбилисский режим уже приступил к осуществлению масштабной военной реформы. В ее рамках происходит реконструкция бывшей советской авиабазы Вазибани под Тбилиси, фиксируются другие действия аналогичного характера. У политологов не вызывает сомнений то, что после вывода российских баз, расположенных в Ахалкалаки и Батуми, их инфраструктура будет использована в военных целях США и НАТО. В таких условиях нынешний грузинский режим вполне может пойти на применение военной силы для решения грузино-осетинского и грузино-абхазского конфликтов.

На территории Азербайджана американцы намерены использовать авиабазы «Насосная» и «Кюрдамир», а также международный аэропорт в Баку. Вашингтон пообещал выделить этой республике 10 миллионов долларов для усиления охраны границ, совершенствования инфраструктуры связи и помощи его правительству в проведении операций, направленных на борьбу с «распространением оружия массового поражения» ⁹. Кроме того, администрация Буша стала инициатором проведения серии совместных учений в Каспийском море, призванных подготовить азербайджанские ВМС к защите морских нефтепромыслов. Представители Пентагона начали с Баку переговоры о разработке масштабной совместной программы в области обучения войск и подняли вопрос о возможности создания военных баз в этой стране¹⁰.

В настоящее время США настойчиво стремятся реализовать в Азербайджане программу «Каспийский страж». Согласно ей планируется формирование отрядов специального назначения и сети полицейских сил, способных оперативно реагировать как на атаки террористов на нефтепроводы, так и на любые чрезвычайные обстоятельства в прикаспийских странах. Командный центр программы «Страж», оснащенный новейшими радарными установками, предполагается разместить в Баку, и в ареал его ответственности будет входить вся каспийская зона¹¹.

Соединенные Штаты также пытаются наладить контакт со стратегическим партнером России на Кавказе – Арменией. В апреле 2004 г. администрация Буша заключила с Ереваном соглашение о развитии военного сотрудничества, а затем представители американского правительства начали предварительные переговоры о возможности проведения совместных учений¹².

Так реализуется четкий сценарий установления контроля над Кавказско-Каспийским и Центрально-Азиатским регионами. Осуществляется он в рамках решений Стамбульского саммита НАТО, прошедшего летом 2004 г., на котором Кавказско-Каспийский регион был объявлен стратегическим районом НАТО.

В годы «холодной войны» стратегия атлантизма базировалась на теоретических построениях первых англосаксонских геополитиков (Макиндер, Мэхэн и Спикмен), основой которой является так называемая «петля анаконды», нацеленная на «удушение» континентальной России за счет оттеснения ее от морских пространств с постепенным отсечением от нее окраин. В 80-е гг. ХХ в. американский геополитик З. Бжезинский сформулировал геополитическую теорию «линкидж» (linkage), согласно которой победа над СССР возможна только после «замыкания» (linkage) между собой всех береговых территорий Евразии. Этот процесс после добровольного ухода советских войск из Афганистана был осуществлен, в результате чего Советский Союз оказался в плотных тисках «петли анаконды», что и привело к его дальнейшему распаду.

Однако имеются веские основания полагать, что конструируемый атлантистами новый мировой порядок по американским лекалам предусматривает практическую реализацию теории «линкидж» уже в отношении новой России, охватив ее сухопутное пространство мощными объятиями анаконды. Разумеется, такое развитие событий предполагает очередной этап дезинтеграции уже собственно территории России. Такой вывод может быть аргументирован прагматикой геополитического оппонента. Как цинично подчеркивает заокеанский политолог Илан Берман, «вашингтонским политикам следует осознать несовместимость американских и российских приоритетов в регионе в долгосрочной перспективе» ¹³.

В пространстве СНГ геополитическая логика стратегии США проявляется более чем наглядно: события в Грузии, Украине, Молдове, Кыргызстане показывают, что США серьезно ориентированы на вытеснение российского влияния на постсоветском пространстве. В результате территории государств – членов геополитического образования антироссийской направленности ГУУАМ (Грузия – Украина – Узбекистан – Азербайджан – Молдова) – в их нынешнем контексте создали прямой коридор для НАТО от Европы до Афганистана. И это пространство в отрицательном геополитическом русле не только для России, но уже и для Китая, продолжает развиваться.

Последняя «революция тюльпанов» в Кыргызстане знаменует собой качественно новый этап «Большой Игры». Пример Киргизии наглядно продемонстрировал, что США всерьез принялись за установление в Евразии прямого контроля и собираются вводить на ее территории внешнее управление, не взирая на границы, суверенность постсоветских стран и демократические процедуры. То, что устраивает США, объявляется «демократичным», то, что не устраивает – «тоталитарным», «авторитарным» и «диктаторским».

Примечательно, что во всех случаях осуществления «цветных революций» («розовых», «оранжевых» и т.д.) в Грузии, Украине и Кыргызстане решающую роль сыграл этно-территориальный фактор. Саакашвили мобилизовал грузин на борьбу с сепаратизмом в Абхазии, Аджарии и Южной Осетии, Ющенко опирался на «западенские» области, а переворот в Бишкеке совершили «повстанцы» южных областей. В Молдове «революционеры», которым не удалось победить лишь потому, что действующий президент Воронин сам перехватил у них «оранжевую» антироссийскую инициативу, также активно пытались разыграть румынскую карту и проблему мятежного Приднестровья¹⁴.

«Цветные революции», безусловно, ставят своей целью резко ослабить влияние России на постсоветском пространстве, привести в этих странах прозападных, проамериканских политиков, готовых окончательно оторваться от Москвы, то есть довершить произошедший в 1991 г. распад единого пространства СССР.

Так, по целому ряду косвенных признаков можно сделать вывод о том, что США серьезно рассматривают вопрос о возможности смены в Азербайджане «недостаточно проамериканского» режима И. Алиева. По всей видимости, будет продолжено давление на Армению, в целях прихода к власти проамерикански настроенного лидера и адекватной ему элиты. Невысокий рейтинг социальной поддержки курса президента Р. Кочаряна, безусловно, будут способствовать процессам политической трансформации в этой республике.

В 2006 г. пройдут сложные выборы в Беларуси и Казахстане, которые также будут использованы для осуществления «цветных» переворотов.

Именно тогда в отношении России и будет реализована концепция «линкидж», поскольку именно тогда произойдет внешнее «замыкание» ее пространства, и она окажется в плотных объятиях анаконды. Такого рода экскурс особенно актуален в преддверии 2007 г. (парламентские выборы) и особенно 2008 г. (выборы президента РФ). Для обеспечения социально-политической стабильности в России и обеспечения преемственности потребуются недюжинные усилия. Окончательно стратегия этого перехода российской властью еще не определена. Все это делает ситуацию крайне уязвимой, чем не замедлит воспользоваться «морская сила».

Для достижения своих далеко идущих целей США прибегают к новейшим технологиям, создавая многомерные и современные сетевые структуры, которые приводятся в движение в критический момент, независимо от формальных политических институтов, электоральных показателей и общепринятых легитимных процедур. Если мягкий сценарий легитимной передачи власти не проходит, они добиваются своего иными способами – сетевыми возмущениями, комбинирующими информационные факторы, культурные и психологические коды. Для этого используются гуманитарные фонды, ассиметричные альянсы различных НПО и неформальных объединений, инспирируется мобилизация радикальных групп молодежи и т. д.

Сетевые проекты осуществления «оранжевых революций» базируются на доказавшей свою эффективность боевой концепции «сетевой войны», впервые выдвинутой в 1996 г. сотрудниками RAND Corporation Джоном Аквиллой и Дэвидом Ронфельтом¹⁵.

Практически изначально концепция «сетевой войны» подразумевала решающую роль информации в будущих военных конфликтах, а ключом к успеху считалось достижение информационного превосходства. В таком контексте «сетевая война» подразумевает создание децентрализованной сети «информационно оснащенных бойцов», способных обеспечить решительную бескровную победу путем направленного уничтожения ключевых «нервных центров» - систем управления противника¹⁶.

Несколько позже эти же авторы развили идею построения вооруженных сил на сетевой основе в концепции «роения» (swarming). Под ним понимают внешне аморфные, но тщательно структурированные и скоординированные действия разнородных сил с различных направлений и на всю глубину территории противника¹⁷. Такие действия, по мнению разработчиков концепции, будут наиболее эффективными в случае скоординированного взаимодействия множества мелких самостоятельных маневренных подразделений.

При этом подчеркивается, что все технические предпосылки для реализации такой структуры вооруженных сил (ВС) уже имеются (разведывательная сеть, включающая космические средства на стратегическом уровне, различные сенсоры на тактическом уровне, высокоточные системы вооружений, обеспечивающие избирательность уничтожения и снижающие возможность поражения от «дружественного огня», а также современные и совершенные средства связи) ¹⁸. Более того, реализация концепции «боевых роев» (Battle Swarm) опирается на уже существующие операционные доктрины, в частности доктрину ведения воздушно-наземных наступательных операций.

В отличие от последней, концепция «боевых роев» обеспечивает оптимальное использование потенциала, заложенного в сетевых формах организации, за счет широкомасштабного внедрения информационных технологий, объединения всех сил и служб, задействованных в операции. Ее характерные черты заключаются в следующем:

• основу сил, построенных на сетевом принципе, составляют компактные самостоятельные маневренные подразделения, находящиеся в постоянном взаимодействии друг с другом;
• эти подразделения обладают возможностями ведения и дистанционного, и ближнего боя;
• действия таких подразделений опираются на единые структуры разведки, получения и распределения информации и имеют общие структуры управления, командования и связи;
• успех действий сетевых сил обеспечивается централизованным стратегическим планированием и управлением, децентрализацией и самостоятельностью в тактических вопросах, тщательно продуманной распределенной системой тылового обеспечения¹⁹.

Применение меньших по численности сил и самостоятельных подразделений позволяет сократить общую стоимость операций, уменьшить зависимость от тыловых служб и уязвимость от возможного применения противником высокоточного оружия.

Результаты концептуальных проработок в области сетевой организации ВС легли в основу инициативы «Армия будущего». Данная программа основывается на двух взаимосвязанных базовых принципах ведения боевых действий в будущем: скорости (маневренность) и знаниях (наличие и использование информации). В соответствии с этим легкие силы должны быть гибкими и обладать возможностью развертывания на удаленных театрах военных действий (ТВД) в короткие сроки.

Однако военные достижения в области «сетевой войны» были быстро усвоены современными террористическими организациями и группировками (многие из них, в частности «Аль-Каида», «Талибан» и др. возникли при содействии спецслужб США и дружественных им государств), которые начали строить свои организационные структуры по типу «паучьей сети», обладающей повышенной устойчивостью к внешним воздействиям и гибкостью, стали эффективно использовать террористическую тактику «пчелиного роя».

В результате управленческая пирамида нынешних террористических организаций становится все более сглаженной, входящие в нее отдельные группы могут действовать почти автономно и даже существовать раздельно. Такие террористические образования отличаются большой гибкостью, живучестью и способностью приспосабливаться к изменяющейся общественно-политической обстановке. Хотя в силу слабой иерархической связи в таких организациях им трудно проводить операции стратегического плана с подключением всех имеющихся у террористов сил и средств, тем не менее, отсутствие четко выраженного единого центра создает большие сложности для силовых структур для уничтожения всей организации.

Например, структура «Аль-Каиды» состоит из ряда слабосвязанных друг с другом субъектов действия. Сегодня «Аль-Каида» - это, скорее всего, родовое название любой исламистской группы, стоящей на антиамериканских позициях. Подобные образования имеются не только в мусульманском мире, но везде, где есть мусульманские общины. Расследование, проведенное ФБР в отношении теракта 11 сентября 2001 г., пришло к выводу, что одной из основных причин успеха террористов стало то, что исполнители терактов до этого были совершенно не известны в мире радикального ислама. Все угонщики никогда не привлекались к уголовной ответственности, не были связаны с политическими партиями, многие происходили из обеспеченных семей. Следствие пришло к выводу, что они действовали небольшой автономной группой и не были связаны с террористами в какой-либо стране²⁰.

Таким образом, под воздействием концепции «сетевых войн» основные черты современного «исламского» терроризма стали заключаться в следующем: он не замыкается в рамках одного региона; деятельность отдельных террористических групп предельно децентрализована; основной вид террора – акции смертников. Все это привело к тому, что, несмотря на некоторые успехи начавшейся после сентября 2001 г. международной антитеррористической операции, современный мир захлестнула волна терактов, имеющих самое прямое отношение к радикальным исламистским группировкам.

После 11 сентября 2001 г. тематика «сетевых войн» стала доминирующей в исследованиях Пентагона. В одном из выступлений, прозвучавшем вслед за этими трагическими событиями министр обороны США Д. Рамсфелд отметил, что в связи с совершенными в Нью-Йорке и Вашингтоне нападениями «мы наблюдаем появление нового поля боя… конфликтов иного типа». Он заявил, что в ближайшем будущем Америке предстоит решить две важные задачи: одержать победу в борьбе с терроризмом путем ликвидации сети террористических организаций, а также осуществить подготовку к совершенно другой войне – войне, разительно отличающейся не только от войн прошлого столетия, но и от той новой войны с терроризмом, которую США ведут в настоящее время²¹.

Такую качественно новую «сетевую войну» американцы определяют, как оперативную концепцию, базирующуюся на информационном превосходстве и позволяющую достичь увеличения боевой мощи войск путем ориентации на сеть датчиков, штабов и исполнительных подразделений. Это дает возможность достичь широкой осведомленности, увеличить скорость доведения приказов, более высокого темпа проведения операции, большего поражающего действия, большей живучести и степени самосинхронизации.

По своей сути, «сетевая война» переводит информационное превосходство в боевую мощь, эффективно связывая интеллектуальные объекты в единое информационное пространство театра военных действий. Происходит трансформация понятия поля боя в понятие боевого пространства. В него, помимо традиционных целей для поражения обычными видами вооружений, включены также и цели, лежащие в виртуальной сфере: эмоции, восприятие и психика противника. Воздействие на новые классы целей достигается за счет тесной интеграции сетевых структур Министерства обороны и сетевых структур гражданского общества (как совокупности общественных объединений, отвечающих за выработку «общественного мнения).

Выработано несколько ключевых понятий, которые отличают «сетевую войну» от традиционной²²:

• Первое заключается в использовании географически распределенной силы. Как указывают эксперты, ранее из-за разного рода ограничений требовалось, чтобы подразделения и элементы тылового обеспечения располагались в одном районе в непосредственной близости к противнику или обороняемому объекту. Новая концепция снимает эти ограничения.
• Второе ключевое понятие состоит в том, что силы, участвующие в «сетевой войне», высокоинтеллектуальны. Пользуясь знаниями, полученными от всеохватывающего наблюдения за боевым пространством и расширенного понимания намерений командования, эти силы будут способны к самосинхронизации деятельности, станут более эффективными при автономных действиях.
• Третье ключевое понятие – наличие эффективных коммуникаций между объектами в боевом пространстве. Это дает возможность географически распределенным объектам проводить совместные действия, а также динамически распределять ответственность и весь объем работы, чтобы приспособиться к ситуации.

Информационная сеть состоит из трех подсетей: подсеть датчиков (сенсоров), подсеть узлов, принимающих решения, и подсеть исполнительных узлов. Все три подсети включают узлы, работающие как с реальными, так и с виртуальными объектами. В сенсорной подсети сами датчики могут быть пассивными или активными, а располагаться – как в реальной, так и в виртуальной сфере боевого пространства. Это же касается и подсети исполнительных узлов. В нее включены как традиционные средства поражения (танки, самолеты, корабли и др.), так и средства воздействия на цели в виртуальном пространстве: средства массовой информации, компьютерные вирусы и др.

А. Сибровски (адмирал ВМФ США, директор управления трансформации сил МО) и Б. Оуэнс выделили четыре основных принципа современной «сетевой войны» ²³:

• создание мощных сетевых сил, обладающих расширенными возможностями по обмену информацией;
• улучшение качества поступающей информации и понимания общей боевой ситуации, что достигается более эффективным информационным обменом и взаимодействием между всеми задействованными элементами;
• сетевые элементы даже на тактическом уровне обладают возможностью «самосинхронизации», т.е. расширенными правами принятия решения, что повышает их боевую устойчивость (даже в случае нарушения центрального управления) и скорость боевого реагирования;
• комбинация этих принципов увеличивает боевую эффективность за счет происходящих синергетических (взаимовлияющих) процессов в так называемой OOAD-петле (наблюдение, ориентация, принятие решения и действие).

Основными принципами сетецентричных операций являются:

• информационное превосходство (обеспечить свои силы своевременной и качественной информацией, искусственно увеличить потребность противника в информации и одновременно сократить для него доступ к ней);
• «всеобщая осведомленность» (shared awareness), которая достигается через построение общей сводной информационной сети, выстраиваемой и постоянно обновляемой на основе данных, поставляемых разведкой и иными инстанциями. При этом предполагается превращение пользователей информации одновременно в ее поставщиков, способных незамедлительно активировать обратную связь, а также обеспечить максимальную защиту этой сети от противника, с одновременной доступностью к ней для своих боевых единиц;
• скорость командования должна быть увеличена настолько, чтобы минимизировать время принятия решений и их передачи, переводя это качество в конкретное оперативное преимущество; в ускоренном темпе блокировать реализацию стратегических решений противником, тем самым обеспечив себе заведомое превосходство;
• самосинхронизация, которая призвана обеспечить для базовых боевых подразделений возможность действовать практически в автономном режиме, самостоятельно формулировать оперативные задачи и решать их на основе «всеобщей осведомленности» и понимания «намерения командира». Для этого предполагается повысить значение инициативы для повышения общей скорости ведения операции; соучаствовать в реализации «намерения командира». Последнее отличается от формального приказа и представляет собой, скорее, осознание финального замысла операции, нежели строгое следование буквальной стороне приказа; позволяет быстро адаптироваться к важным изменениям на поле битвы и устранить логику пошаговых операций традиционной военной стратегии;
• распределенные силы. Задача сетецентричных войн состоит в необходимости перераспределять силы, отойдя от линейной тактики на поле боевых действий к ведению точечных операций. Для этого необходимо от захвата и удержания обширного территориального пространства перейти к функциональному контролю над стратегически важными элементами; к возможности сосредоточить критически важный объем сил в конкретном месте и в конкретное время;
• демассификация. Принцип демассификации отличает войны постмодерна от войн модерна, где почти все решало количество боевых единиц. Демассификация основана на использовании информации для достижения желаемых эффектов, ограничивая необходимость сосредоточения крупных сил в конкретном месте; увеличении скорости и темпа перемещения на поле действий;
• глубокое сенсорное проникновение. Этот принцип сетецентричной войны представляет собой требование увеличения количества и развития качества датчиков информации, как в районе боевых действий, так и вне его пределов;
• изменение стартовых условий ведения военных действий. Уже классическая военная стратегия обнаружила, что развертывание войны напрямую зависит от стартовых условий. От того, в каком контексте и при каком балансе сил начнется война, во многом определяется, как будут развертываться дальнейшие события. Поэтому задача сетевых войн состоит в том, чтобы заранее повлиять на стартовые условия войны, заложить в них такую структуру, которая заведомо приведет к победе; спровоцировать сочетание во времени и в пространстве ряда событий, которые призваны повлиять на потенциального противника и блокировать его ответную инициативу.

Одновременно теория «сетевых войн» предполагает, что ее развертывание происходит в четырех смежных областях человеческой структуры: в физической, информационной, когнитивной (рассудочной) и социальной. Каждая из них имеет важное самостоятельное значение, но решающий эффект в сетевых войнах достигается синергией (однонаправленным действием различных сил) всех этих элементов.

• Физическая область – это традиционная область войны, в которой происходит столкновение физических сил во времени и в пространстве. Эта область включает в себя среды ведения боевых действий (море, суша, воздух, космическое пространство), боевые единицы (платформы) и физические носители коммуникационных сетей.
• Информационная область – это сфера, где создается, обрабатывается и распределяется информация. Эта область покрывает системы передачи информации, базовые сенсоры (датчики), модели обработки информации и т.д. Информационная область в эпоху сетевых войн связывает между собой все уровни ведения войны и является приоритетной.
• Когнитивной область представляет собой сознание бойца. Именно в когнитивной области располагаются такие явления как «намерение командира», доктрина, тактика, техника и процедуры. Сетецентричные войны уделяют этому фактору огромное значение, хотя процессы, происходящие в этой сфере, измерить значительно сложнее, чем в области физической. Но их ценность и эффективность подчас намного важнее.
• Социальная область представляет собой поле взаимодействия людей. Здесь преобладают исторические, культурные, религиозные ценности, психологические установки, этнические особенности. Социальная область является контекстом сетевых войн.

Войны постмодерна (информационной эпохи) основаны на сознательной интеграции всех четырех областей. Из них и создается сеть, которая лежит в основе ведения военных действий. Сферы пересечения этих областей имеют принципиальное значение. Настройка всех факторов сети в гармоничном сочетании усиливает военный эффект от действия Вооруженных Сил, а сознательные действия, направленные против противника, напротив, расстраивают его ряды, разводят эти области между собой, лишая тем самым важнейшего фактора превосходства.

Центральной задачей ведения всех «сетевых войн» является проведение «операции базовых эффектов» (Effects-based operations - EBO), далее ОБЭ, которая определяются как «совокупность действий, направленных на формирование модели поведения друзей, нейтральных сил и врагов в ситуации мира, кризиса и войны» ²⁴.

По логике сетевых войн ОБЭ (операции базового эффекта) ведутся как против врагов, так и против нейтральных и даже дружественных держав во всех ситуациях (мира, войны и кризиса) с тем, чтобы манипулировать их поведением, влиять на их стартовые условия, подчинять их действия интересам субъекта, ведущего такие войны.

Таким образом, смысл военной реформы в рамках «новой теории войны» информационной эпохи состоит в одном: создание мощной и всеобъемлющей сети, которая концептуально заменяет собой ранее существовавшие модели и концепции военной стратегии, интегрирует их в единую систему. Война становится сетевым явлением, а военные действия – разновидностью сетевых процессов. Регулярная армия, все виды разведок, технические открытия и высокие технологии, журналистика и дипломатия, экономические процессы и социальные трансформации, гражданское население и кадровые военные, регулярные части и отдельные слабо оформленные группы - все это интегрируется в единую сеть, по которой циркулирует информация.

Создание такой сети составляет сущность военной реформы ВС США. И это лишний раз подтверждает, что в будущих конфликтах США намерены использовать весь спектр методов воздействия на противника – от собственно силовых военных мер до проведения согласованных информационно-психологических кампаний и дипломатического давления на военно-политическое руководство стран-противников.

Очередным шагом приобщения к деятельности, основанной на сетевых принципах, стала интеграция, помимо МО, таких задействованных в системе обеспечения национальной безопасности ведомств, как ФБР, МЧС, и ЦРУ²⁵, а в последующем других институтов и структур государства и гражданского общества.

Таким образом, исходя из изложенного выше материала, становится очевидным, что существенным отличием концепции «сетевой войны» от предшествовавшей ей доктрины «обычной», «традиционной» войны является возможность ее реализации в любых видах конфликтов, как высокой, так и низкой интенсивности²⁶, а также и в целях осуществления разного рода подрывных действий, в том числе при инспирировании «цветных революций» в государствах, ставших объектами устремлений субъектов глобальной и региональной геополитики.

Следует подчеркнуть, что по логике строения «сетевых войн» «оранжевая» сеть должна обладать адекватными войнам нового поколения качествами: высоким уровнем «всеобщей осведомленности» участников; высокой скоростью командного управления (остающегося всегда за кадром); способностью к самосинхронизации; продуманным распределением сил; демассификацией, но способностью оперативно сконцентрировать массы в нужное время и в нужном месте; глубоким сенсорным проникновением (сбором разнородной информации и ее оперативной обработкой); способностью осуществлять свои действия в сжатые сроки.

С конца 90-х гг. ХХ в. с учетом таких требований к ведению «сетевых войн» последовательно был осуществлен целый ряд государственных переворотов, первоначально в Сербии, а затем и в новых независимых государствах на постсоветском пространстве (Грузия, Украина, Кыргызстан). При этом геополитическими оппонентами России преследовалась цель разрушения единого пространства СНГ под надуманными предлогами продвижения «демократии», «либерализма», построения «гражданского общества» и т. д.

При реализации «сетевых» технологий, как показывает практика, упор делается на приобретение позиций, прежде всего, в административной и интеллектуальной элитах государства-противника, в средствах массовой информации и в широких слоях молодежи. О шаблонном подходе к тиражированию «оранжевых революций» можно судить по подчерку ее инспираторов. Так, подготовкой и обучением активистов «Кмара» («Довольно»), как и белорусского националистического «Зубра», занимались представители сербского молодежного движения «Отпор», которые в 2000 г., не без помощи западных НПО, способствовали уходу с политической арены бывшего лидера Югославии С. Милошевича. Косвенным признаком «сербского следа», проявившемся в ходе массовых молодежных манифестаций в период государственного переворота в Грузии (2004 г.), явилось то, что на улицах грузинских городов, и особенно в Тбилиси, появлялись транспаранты с сербскими лозунгами и на сербском языке (без перевода), самым распространенным из которых был «Gotov Je» («С ним покончено»). Позже эти плакаты можно было наблюдать в Киеве, Минске. В свою очередь, молодые украинские «революционеры» готовы оказать содействие единомышленникам в Азербайджане, Белоруссии и т.д. Название и эмблема киргизского молодежного движения «Бирге» («Вместе») напоминает поднятый вверх кулак, который был символом сербского «Отпора», грузинской «Кмары» и украинской «Поры» ²⁷.

Согласно прогнозам аналитиков, Россия в преддверии 2008 г., вслед за другими государствами СНГ, также неизбежно станет объектом сетецентричных операций, направленных на манипулирование ее поведением в условиях кризиса (как бы ни рассматривал Вашингтон российскую власть – как дружественную, нейтральную или враждебную – сетецентричные операции в той или иной цветовой гамме будут проводиться в любом случае). США будут делать это по трем причинам:

1. чтобы, манипулируя кризисом в России, воспрепятствовать дальнейшим шагам по распространению и возврату влияния Москвы на постсоветском пространстве;
2. чтобы контролировать политическую ситуацию в России в период кризиса, предотвращая возможный сдвиг в сторону патриотизма и выхода на конфронтацию с США;
3. чтобы при необходимости перейти к следующей фазе развала постсоветского пространства уже в самой России и способствовать процессу распада самой РФ (проект З. Бжезинского).

Разумеется, в США есть политические силы, которые видят американо-российские отношения по-разному – от стремления немедленно разрушить Россию до желания использовать ее в качестве младшего и послушного партнера в интересах США в евразийском регионе. Но все эти силы, тем не менее, в равной мере согласны с необходимостью усиления структурного влияния на Россию, а значит, все они едины в отношении необходимости проведения против России сетецентричных войн и сетецентричных операций. Проводя эти войны, у США в любой момент будет возможность сменить один сценарий на другой, перейдя от варианта распада к мягкому влиянию, или от мягкого давления к жесткому революционному перевороту. Многое будет зависеть от способности установления контроля над ядерными объектами и другими стратегическими центрами, которые могут оказать существенное влияние на безопасность США и мировую экологию. В остальном сетецентричные операции позволяют подстраиваться под изменяющиеся условия в оперативном режиме.

Особенно это актуально для Северного Кавказа, поскольку именно это пространство является приоритетной зоной ведения сетевых войн.

В этом регионе есть центр активного сепаратизма - Чечня, развернуты исламистские сети, связанные с международным терроризмом. К региону примыкает Грузия, находящаяся под полным контролем США и Азербайджан, где влияние США возрастает.

Северный Кавказ пронизан линиями конфликтов между этносами, религиями, конфессиями, административными конструкциями, кланами и группировками, элитами, неформальными движениями. Сегменты Северного Кавказа разнородны и противоречивы.

Все эти элементы будут использованы при разворачивании сетецентричных операций, их накал будет возрастать по мере приближения к 2008 г. «Цветная» сеть на Северном Кавказе будет интегрировать в себя многие элементы, в том числе такие, как группы «оранжевых» в различных сегментах российского общества, и подконтрольные им СМИ; националисты; исламисты; сеть гуманитарных фондов и НПО, курируемые США, европейскими странами, Турцией и арабскими странами, собирающие информацию, распределяющие гранты на исследования, финансирующие определенные гражданские, образовательные и социальные инициативы в регионе; террористические организации на базе т. н. «ваххабитских джамаатов» типа печально известных «Дженнет» и «Ярмук»; финансовые сети теневого бизнеса и системы типа «хавала» (передача денег из разных стран на основании личного поручительства определенных фигур и телефонной связи); отдельные кланы в местной власти; криминальные сообщества и преступные группировки; а также базовые инфраструктуры сетевой природы (библиотеки, почтовые отделения, медпункты, страховые конторы и т.д.); отдельные эмиссары, курирующие сегменты сетей – однородных и разнородных.

«Цветная» сеть на Северном Кавказе призвана:

• на физическом уровне: обеспечить критическую массу людей, готовых принять активное участие в протестных акциях (под разными лозунгами и с разными целями – в зависимости от обстоятельств и регионов), отмобилизовать для точечных действий террористические ячейки;
• на информационном уровне: поднять градус социальной активности, обострить обстановку, раздуть реально существующие проблемы, психологически осложнить обстановку вокруг конфликтных ситуаций, обеспечить прямые коммуникации между различными сетевыми организациями, придерживающимися наиболее радикальных взглядов;
• на когнитивном уровне: оказать влияние на сознание людей, подтолкнув их к убеждению, что ситуацию надо менять радикальными способами, что «дальше так нельзя», что «жить стало невыносимо»;
• на социальном уровне: активизировать и мобилизовать этнические, социальные, административные и религиозные группы населения Северного Кавказа, подталкивая их решению насущных проблем радикальными методами в ситуации назревающего хаоса.

Когда «оранжевым» удастся дестабилизировать ситуацию на Северном Кавказе, с помощью этого управляемого кризиса можно будет влиять на ситуацию во всей России, подталкивая процессы на федеральном уровне в нужном ключе. В зависимости от конкретного сценария развертывания событий эти процессы могут дойти до крайних пределов сепаратизма в отдельных республиках и областях Юга России, а могут остановиться в стадии «относительного хаоса».

Разумеется, нас не может устраивать подобный ход развития событий. Поэтому уже сейчас ассиметричным угрозам и вызовам российской государственности должна быть противопоставлена адекватная система мер.

Реализация американского проекта по строительству однополярного американоцентричного мира предполагает пребывание России на периферии международных отношений. Евразийский материк в духе геополитических построений современных американских стратегов видится как «объект» внешнего управления, как подконтрольная территория, которая по определению не должна обладать даже призраком самостоятельности. Американская гегемония предполагает десуверенизацию крупных региональных держав, и установление над их стратегическим потенциалом прямого американского контроля. Это относится как к области стратегических вооружений и ядерных объектов (там, где они есть), так и к области экономики, где речь идет о внешнем управлении через транснациональные корпорации важнейшими секторами и особенно сферой природных ресурсов и энергоносителей²⁸.

Становится очевидным, что пребывание РФ в фарватере внешнеполитических устремлений США предполагает утрату со стороны России политической суверенности и геополитической субъектности, вероятно и территориальной целостности.

Аналогичного мнения придерживается и авторитетный отечественный социолог В.И. Добреньков, который считает, что «Россия должна решительно дистанцироваться от Запада и идти своим путем, так как интегрирование с ним грозит России забвением национально-государственных интересов и потерей национально-культурной идентичности. Наша страна рискует стать сырьевым придатком Запада и фактически потерять свой суверенитет. Россия должна открыто признать, что для нее США и Запад в целом являются не партнерами, а геополитическими конкурентами, а в чем-то даже и противниками. Пора понять, что Запад всегда был и будет враждебен России. В связи с этим Россия должна во многом перестроить свою внешнюю политику и пересмотреть свои геополитические ориентиры. И чем решительнее и быстрее это будет сделано, тем лучше будет не только для самой России, но и для всего мира»²⁹.

1. Кузнецов А. Г., Сидоренко С. Я. Мифы этнорелигиозного традиционализма на Северном Кавказе в контексте геополитических реалий // Политическая мифология и историческая наука на Северном Кавказе / Южнороссийское обозрение. Вып. 24. Отв. ред В.В.Черноус. – Ростов н/Дону, 2004. – С. 67-68.
2. См. подробнее: Дугин А.Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. – М., 1999.
3. Кузнецов А.Г., Сидоренко С.Я. Указ. Соч. – С. 69.
4. Артуру Коноли вместе с другим английским разведчиком полковником Чарльзом Стоддартом по приказу эмира Бухары в июне 1842 г. отрубили головы.
5. Добаев И. П. Юг России в системе международных отношений: национальная и региональная безопасность. – Ростов н/Дону, 2004. – С. 14.
6. Гавриш Г. Б. Пространственно-временная модель Кавказа в условиях глобализации // Непризнанные государства Южного Кавказа и этнополитические процессы на Юге России / Южнороссийское обозрение. – 2005. - № 29. – С. 23.
7. “Istanbul Summit Communigue”, Istanbul, June 28, 2004, http://www.nato.int
8. Гордиенко А., Мамедов С., Иванов В., Мухин В. Застолбили Каспий // Независимая газета. – 2005. – 15 апр.
9. Берман И. Центральная Азия и Кавказ: новое поле боя // http://www.inosmi.ru. - 2005. – 28 марта.
10. Там же.
11. Гордиенко А. и др. Указ. соч.
12. “Armenia, U.S. Discuss Military Cooperation”, RFE/RL Newsline. – 2004. – April 27.
13. Берман И. Указ. соч. – С. 7.
14. Дугин А.Г. Кыргызстан: демонтаж Евразии (удар по Бишкеку – удар по нам) // Россiя. – 2005. - № 11 (913).
15. Arguilla J., Ronfeldt D. The Advent of Netwar / In Athena’s Camp: Preparing for Conflict in Information Age // RAND Corporation. – 1997. – P. 275.
16. Бедрицкий А.А. Эволюция американской концепции информационной войны // Аналитические обзоры Российского инст-та стратегич. исследований. – М., 2003. - № 3. – С. 20.
17. Arguilla J., Ronfeldt D. Swarming and Future of Conflict // RAND Corporation. National Defense research Institute. – 2000. – P. 4.
18. Ibid. – P. 5.
19. Бедрицкий А.В. Указ. соч. – С. 21.
20. Добаев И. П., Немчина В. И. Новый терроризм в мире и на Юге России: сущность, эволюция, опыт противодействия. – Ростов н/Дону, 2005. – С. 27.
21. Гриняев С. «Сетевая война» по-американски // Независимое военное обозрение. – 2002. – 15 февр.
22. Там же.
23. Scott W.B., Hughes D. Nascent Net-Centric War Gains Pentagon Toehold // Aviation Week and Space Technologies. – 2003. – January 27. – P. 51.
24. Цит. По: Edward A.Smith, Jr. Effects-based Operations. Applying Network-centric Warfare in Peace, Crisis and War. - Washington, 2002.
25. Afghanistan is only the Tip of the Network-Centric Iceberg // Signal. – 2002. – April. – P. 46.
26. Там же.
27. Родин А. Тюльпаны в крови. Кто обманул оппозицию в Киргизии? // Компромат. Ru (24.03.2005).
28. Дугин А. Г. Есть ли друзья у России? Оси дружбы и ось вражды // http://evrazia.org.
29. Добреньков В. И. Россия и глобализация // Ежегодник ИППК при РГУ. – Ростов н/Дону, 2005. – С. 342.