В поисках воли

Опубликовано в газете "Красная Звезда" от 21 мая 2005

В конференц-зале московской гостиницы "Марко Поло" состоялось очередное заседание Евразийского экономического клуба. Участием семинар почтили представители самых различных групп столичной интеллектуальной элиты, сосредоточившиеся на обсуждении альтернатив и коррекции экономического либерализма в России. О серьезности разговора за "круглым столом" говорит сам состав его участников. Среди них – директор Института политических исследований Сергей Марков, руководитель отдела авторских программ Первого телеканала Михаил Леонтьев, ведущий российский экономист Михаил Делягин, заместитель директора Экспертного института Российского союза предпринимателей и промышленников Михаил Малютин, сопредседатель Совета по национальной стратегии Иосиф Дискин и др.

Лидер Международного "Евразийского движения" Александр Дугин, по инициативе которого и был создан экономический клуб, открывая семинар, выступил с изложением евразийского видения сути проблемы. Надо отметить, что именно благодаря Дугину, много сделавшему для развития русской евразийской школы, это течение общественной мысли приобрело наконец экономическую составляющую, являвшуюся долгое время "ахиллесовой пятой" евразийства.

На рубеже эпохи Просвещения (XVI – XVII века) и до конца XX века мы жили в эпохе Нового времени, который обычно называют модерном. Это была совершенно отдельная цивилизация, с совершенно иными идеологиями и мировоззрениями, которая была прямым отрицанием премодерна. Между модерном и премодерном соотношение примерно как между плюсом и минусом, все, что утверждалось в традиционном обществе – картина человеческой антропологии, теологии, хозяйства, общества, политики, быта, этики, – все это отрицалось в модерне, и отрицание этого было главным стимулом перехода к модерну.

Но в конце XX столетия, буквально несколько десятилетий назад, человечество, которое спокойно существовало в модерне, вдруг стало осознавать, что повестка модерна, программа модерна в своем отрицании премодерна исчерпала себя. И возникает феномен, который условно был назван постмодерном. Это актуальный западный мир, последней четверти XX –начала нашего века. Многие исследователи стали осознавать, что между модерном и постмодерном существует почти такая же разница, буквально пропасть, как между модерном и премодерном.

В докладе спикера Евразийского экономического клуба были раскрыты параллельные уровни технологического развития, в соответствии с тремя моделями цивилизации: премодерну соответствовало прединдустриальное общество, модерну – индустриальное, постмодерну – постиндустриальное. Современные экономисты делят экономику на три сектора – первичный, вторичный и третичный. С точки зрения наложения этих трех парадигм друг на друга, отметил Дугин, возникает интересная взаимосвязь. Премодерну соответствует первичный сектор экономики – аграрное хозяйство, ремесла, модерну – вторичный сектор (промышленность), постмодерну – третичный, который включает в себя сферу услуг, в том числе финансовые, юридические, консалтинговые и т.д.

От технологического развития и экономики Дугин перевел тему доклада в идеологическую плоскость: "В эпоху модерна существовали три основные идеологии, которые соответствовали каждая своей парадигме в рамках модерна. У каждой было свое представление, как следует относиться к премодерну, к самому модерну и каким они бы желали видеть постмодерн".

Первая из идеологий, которая потерпела поражение, – идеология фашизма. Он в своей основе был модернистическим явлением, но которое стремилось сочетать премодерн с модерном. Фашизм видел в премодерне гиперборейскую языческую традицию, которую воспринимал как позитивную реальность, сам же модерн он воспринимал как идеологию национал-социализма, как Германию времен правления Гитлера, а в качестве постмодернистической модели был выбран "тысячелетний планетарный Райх", там и должна была закончиться история.

Вторая модель – идеология коммунизма. В ней тоже было свое специфическое представление о премодерне и исторической диалектике: от «пещерного коммунизма» через классовое общество и капитализм. Это было премодерном для коммунизма, а социализм, СССР и советский лагерь – это был коммунистический модерн. Существовало также свое представление об утопической постмодернистической перспективе – наступление всеобщего планетарного коммунизма после свершения мировой пролетарской революции.

Модель третья – либерализм, который видит проект модернизации в либерал-капитализме, буржуазной демократии. Это единственная идеология модерна, которая в XX веке выиграла и сумела реально сформировать постмодерн как реальность, в который мы с вами живем: это "информационное общество", "one world", "мировое государство", "глобализм".

Большинство участников дискуссии в "Марко Поло" были настроены достаточно критично в отношении современного российского либерализма и его политической практики. В кулуарах заседания клуба невольно возникал вопрос, почему стратеги официального экономического курса неспособны выработать эффективную промышленную политику страны? Почему демонстрируется очевидная для всех неспособность найти разумное применение огромным финансовым средствам, накопленным в золотовалютном запасе государства и стабилизационном фонде? Как можно надеяться на серьезные (а не спекулятивные) инвестиции в российскую экономику из-за рубежа, когда российские либеральные гуру считают, что вкладывать "нефтедоллары" в отечественную экономику вредно, а "разумно" будет держать эти деньги в иностранных банках (притом под небольшой процент)? Разве после этого серьезный иностранный инвестор придет в Россию?

О соотношении либерализма и модернизации интересно высказался Михаил Леонтьев: "Нет ни одной страны мира, кроме Великобритании, где бы модернизация была проведена преимущественно либеральными средствами. В Британии это происходило на фоне абсолютного господства в мировой торговле и на морях (маленькое субъективное обстоятельство). Все остальные страны модернизировались вне этого обстоятельства, с использованием нелиберальных инструментов. Другого типа модернизации история человечества не знает. Поэтому навязывание либерализма является отрицанием возможности серьезных модернизационных перспектив".

Политолог Сергей Марков, размышляя о современных политических альтернативах в России, выделил несколько вариантов, которые стремились прийти на смену квазилиберальной деградирующей маргинальной субкультуре в либерализме. Во-первых, это представители "промышленной политики, отраслевые группы", которые пытались создать гражданское общество, но все эти годы терпели поражение; во-вторых, социалисты, которые так и не выдвинули внятной экономической программы; наконец, "институционалисты", группа, которая толком пока не оформлена. Cимптоматичен сам ход мыслей ведущих российских политологов: необходимы новые идеи, новые смелые решения, новая стратегия развития, иначе Россия навсегда исчезнет как субъект мировой политики, будет расчленена удачливыми геополитическими конкурентами.

О тревожности возникшей ситуации может свидетельствовать и другое выступление Сергея Маркова – эксперта, не секрет, близкого к верховной власти. Выступая в середине апреля на "Открытом форуме", он с шокирующей откровенностью перечислил факторы, благоприятствующие "оранжевой революции" в России. В их числе:

• "огромное различие между бедными и богатыми. При этом рост различия, бросающегося в глаза. Бедные объективно стали еще беднее, чем были в советское время. Они могут сравнивать эту свою бедность с поздним советским временем";
• "постепенно закрываются каналы вертикальной мобильности, что вызывает все больше и больше недовольства среди молодого поколения из-за невозможности сделать нормальную карьеру";
• "в экономике монополизированы рынки практически по всему спектру. Тем самым сдерживаются экономическое развитие и возможности карьеры в сфере бизнеса";
• "отсутствие внятной стратегии развития и модернизации страны";
• "наглость правящего класса, его вызывающий стиль потребления. Это Куршевель, "Челси" и все прочее";
• "недоверие к политическим институтам, прежде всего таким, как судебная система, парламент и избирательная система".

Правда, Марков надеется на "глубокий патриотизм элит и общества в целом, который не позволит западным центрам и фондам навязать России "цветную" революцию, ведущую к потере ее суверенитета". Но насколько совместимы "глубокий патриотизм" и Куршевель с "Челси", покажет, по мнению аналитиков, уже ближайшее время.

На сохраняющийсяу России шанс обрести былое величие указывают и внимательные иностранные обозреватели. Лисандро Отеро пишет в испанском издании "Rebelion": "Царский империализм укреплял российское государство, поглощая граничившие с ним нации, стремясь распространить свое влияние на север и юг, на скандинавские и мусульманские народы, получить выход к Балтике, Каспийскому и Черному морям, Тихому океану и через Босфор и Дарданеллы добраться до Средиземного моря. Многочисленные пограничные, этнические, лингвистические, религиозные, культурные и идеологические проблемы так и не были разрешены. Сепаратистские и националистические настроения подавлялись силой. Оппортунист Борис Ельцин воспользовался внутренним расколом для удовлетворения своих амбиций и расщепил великое государство, чтобы иметь возможность захватить себе его часть.

Нынешняя Россия сопоставима с Германией времен Веймарской Республики. Поражение в "холодной войне" заставило ее унизительно преклонить колени. Но Россия по-прежнему сохранила свои огромные ценности: интеллектуальные, духовные, исторические…

Российский народ лишился прежнего уровня жизни, который, хотя и несравним с американским, все же был гораздо выше нынешнего. Но у России еще есть ресурсы, которые помогут ей вновь стать великой – с экономической, научной и военной точки зрения – державой. Прежний Советский Союз был расколот, а его останки рассеяны по ветру. Пробуждение "раненого медведя" может привести к значительному изменению сложившейся в мире ситуации, где сегодня заправляют авантюристы из Вашингтона".