Международное Евразийское Движение :: Материалы | Европейские элиты | Иван Александров

Для того, чтобы лучше понять, что европейские правящие элиты хотят поменять в изменившихся для Старого континента условиях и от чего они ни в коем случае не хотели бы отказаться нужно сделать краткую ретроспективу европейской ситуации 1945-1991гг. Раздел Европы согласно Ялтинским договоренностям между Сталиным, Трумэном и Черчиллем привел к интеграции восточной части континента в Организацию Варшавского Договора с неминуемой советской оккупацией и включение Западной Европы в блок НАТО с военной и политической доминацией Соединенных Штатов. Европа как самостоятельный субъект мировой политики в каком-то смысле перестала существовать, надолго превратившись в объект манипулирования со стороны двух сверхдержав. И все же, несмотря на многие сходства в положении западной и восточной половин континента, существовали и серьезные, подчас принципиальные различия. Советизация на Востоке сопровождалась политическими репрессиями и ломкой привычного уклада жизни во всех его проявлениях. Американизация на Западе протекала сравнительно мягко, порой почти добровольно. Даже те представители правящих кругов на Западе, которые были недовольны слишком навязчивой опекой дядюшки Сэма, отсутствием внешнеполитического маневра и захлестывающим вторжением американской масс-культуры, в 50-е-60-е годы понимали, что отказавшись от всего этого, они могут столкнуться лицом к лицу с ужасами ГУЛАГа, распределительной системой и прямым идеологическим диктатом. Особенно велика опасность такого разворота событий была в то время для Франции и Италии с неустойчивой социальной обстановкой и мощными компартиями, да и в разрушенной войной Германии ее тоже нельзя было сбрасывать со счетов. Неслучайно, что сторонниками военно-политического альянса с американцами, пусть и на неравноправных условиях, становились не только консерваторы, связанные со старой аристократией и классические либералы, спонсировавшиеся ТНК, но и левые социалисты. В качестве примера можно привести эволюцию лидера Итальянской соцпартии Пьетро Ненни, начавшего свою политическую карьеру с получения в 1951г. Сталинской премии мира, а закончившего ее в 60-е годы пребыванием на посту генсека НАТО.

Евроатлантическая система при всех ее минусах, таких как присутствие в Европе американских оккупационных войск, давала ощутимые гарантии безопасности, что всякий раз подтверждалось действиями Советского Союза по усмирению своих периодически бунтовавших восточноевропейских союзников (в Венгрии в 1956г. и в Чехословакии в 1968г.). Кроме того взятие американцами на себя ответственности по оборонной политике этих стран позволяла вкладывать финансовые резервы в развитие экономики и укрепление социальной стабильности. В континентальной Западной Европе такое разделение функций привело к появлению т.н. «рейнской модели» экономики, блестяще описанной экономистом Мишелем Альбером в книге «Капитализм против капитализма» («Capitalisme contre capitalisme»), переведенной на многие языки мира. «Рейнская модель» отличалась не только от планового социализма и классического англосаксонского либерализма, но и от кейнсианской модели государственного вмешательства в экономику. «Рейнская модель», успешно проведенная в жизнь в ФРГ в 60-е годы канцлером Эрхардом, предусматривает приоритетное развитие производительного, а не банковско-спекулятивного сектора экономики и активную финансовую помощь со стороны государства таким «неприбыльным» секторам, как социальное обеспечение, медицина, образование, наука. Кроме того в отличие классического либерализма и неолиберализма в рейгановско-тэтчеровской интерпретации данный экономический проект в соответствии с теорией французского экономиста Франсуа Перру характеризовался отказом от универсальных рецептов экономического развития «для всех вообще» и постулировал сопряженность развития каждой конкретной хозяйственной системы с некоторыми локальными точками, «очагами роста». Таким образом, этатистские тенденции в экономике превалируют не только в скандинавских странах, где уже в течение долгого времени реализуется модель «шведского социализма», и не только во Франции и в Италии, где позиции левых в политике всегда были традиционно сильны, но и в консервативной Германии. Подобный проект с определенными вариациями был реализован и во Франции в правление генерала де Голля. Таким образом, европейцам удалось доказать, что «третий путь» в экономике – не миф, а реальность, подтвержденная конкретным успешным опытом. Примечательно, что действенность данной модели не ставили под сомнение как социал-демократы, так и их оппоненты, правые консерваторы.

Однако, если в экономике между социалистами и правыми существовал определенный консенсус, то в политике к 70-м-80-м годам обозначились достаточно ощутимые разногласия, прежде всего, по вопросу о государственном суверенитете. В меньшей степени это было характерно для Германии, в которой как левые социал-демократы, так и правые демохристиане были в той или иной степени сторонниками превращения страны в самостоятельного игрока на мировой арене, а в перспективе и в европейский центр силы, в большей степени для Франции. Парадоксально, но во Франции именно правые были на протяжении послевоенной истории убежденными европеистами, отстаивавшими европейскую интеграцию, проведение самостоятельной внешней политики, часто не согласующейся с американскими интересами (в частности на Ближнем Востоке), «критический диалог», а порой и сотрудничество с СССР, проведение самостоятельной военной политики (что выразилось в выходе Франции из военной организации НАТО при де Голле). Левые же как правило были носителями атлантистских и мондиалистских тенденций, ощущавшими себя не патриотами своей страны и не европейцами, а скорее «гражданами мира». Вообще во Франции в 60-е-70-е годы левые тенденции были чрезвычайно сильны. Тогда для этой страны была характерна интеллектуальная гегемония марксизма, слегка смягченная фрейдистским психоанализом. Почти все интеллектуалы были «левыми». Высшая школа была «прогрессивной». Высшая школа была «прогрессивной». Интеллектуалы «справа» были либо отброшены в катакомбы, либо их терпели в либерально-атлантистской версии, представленной Раймоном Ароном. Марксистская критика пережила серьезнейший кризис в 70-е годы, когда разоблачение «тоталитаризма» стало новым категорическим императивом у раскаявшихся участников студенческих волнений 1968 года. Как писал по этому поводу один из лидеров французских «новых правых» Ален де Бенуа: «С возрастом «баррикадники» стали более разумными. Приход левых к власти в 1981г. позволил многим из них занять официальные посты: приличное жалование, машина с шофером, удобное жилье». Такая трансформация описана в любопытной книге Хокенгема с выразительным названием «Открытое письмо тем, кто перешли от маоистского кителя к Ротари-клубу». «Левизна» этих политиков-гошистов (от французского слова gauche-левый) стала заключаться в защите прав меньшинств от национальных до сексуальных и навязчивом отрицании любых идеологических проектов.

Естественно, что с подобным интеллектуальным багажом нелегко давать ответы тем вызовам, которые были поставлены перед Европой в последнее десятилетие. Европейские элиты оказались явно неподготовленными к саморазрушению «Империи Зла», канувшей в какую-то черную дыру всего за несколько лет. Именно этим обстоятельством объясняется во-многом исчезновение с европейской политической арены традиционых игроков - французских голлистов и итальянских христианских демократов, резкое падение влияния демохристиан в Германии, повсеместный распад компартий. Серьезность ситуации, однако, заключается в том, что проблемы, ранее регулировавшиеся в рамках атлантической системы, европейцам теперь придется решать самостоятельно.

К ним, во-первых, относится проблема безопасности. С максимальной остротой она встала перед Западной Европой в период военного конфликта на Балканах, грозившего непредсказуемыми последствиями. Именно растерянность перед этим новым вызовом (естественно вкупе с другими факторами, такими как фактор мусульманской диаспоры в Великобритании и во Франции и либерально-гуманитарный посыл воспрепятствовать этническим чисткам по отношению к албанцам) подтолкнула Евросоюз к безоговорочной и непродуманной поддержке американцев в вопросе о бомбардировках Югославии в 1999г. Европейские элиты в очередной раз попытались переложить решение своих военно-политических проблем на заокеанского союзника. Результатом этого шага, однако, стала не совсем та безопасность, на которую рассчитывали в Париже и в Берлине.

Во-вторых перед Европой сейчас стоит проблема сохранения того относительного экономического и социального благополучия, которое было достигнуто в предыдущие десятилетия. А оно может быть поставлено под сомнение в том числе и из-за все более непредсказуемой и агрессивной политики США. Попытка американцев установить контроль практически над всеми перспективными месторождениями энергоносителей в мире может больно ударить по европейской экономике.

В-третьих все большую тревогу и неуверенность порождают перспективы интеграции «Старой Европы» с «Новой Европой», бывшими союзниками СССР по Варшавскому Договору. Слишком глубоки различия в структуре экономики, уровне жизни, политических устремлениях. К факторам страха относятся как опасения перед неконтролируемым наплывом восточноевропейских иммигрантов и далеко не самые оптимистические перспективы для сельскохозяйственного сектора «Старой Европы» после приема новых участников в ЕС, так и пугающий энтузиазм восточноевропейских младших братьев при одобрении всех американских внешнеполитических инициатив. Неслучайно ряд авторитетных представителей европейской бюрократии, таких как бывший председатель Еврокомиссии Жак Делор предлагают неторопливую, поэтапную интеграцию Восточной Европы при максимальном развитии связей с Россией и Украиной (строительство новых коммуникаций, создание единого информационного пространства, более энергичное внедрение евро на российский валютный рынок).

Время покажет, каким образом европейским элитам удастся справиться с решением всех этих вопросов, но то, что решать их нужно безотлагательно, ясно уже сейчас.

Жак Сапир (директор Французского центра социальных исследований (EHESS).

Решительная поддержка Россией позиции Франции и Германии в иракском вопросе создала новую динамику. Она никак не была гарантирована, так как до этого имелись важные факторы, вынуждавшие Москву к проведению весьма осторожной политики в отношении США. Эти факторы, впрочем, не исчезли. Сейчас они уступают место более реалистичному восприятию российских национальных интересов, что может стать историческим шансом для Европы.

Иван Александров

ЕВРОПЕЙСКИЕ ЭЛИТЫ: ГОДЫ РЕШЕНИЯ