Международное Евразийское Движение :: Материалы | ''Евразийское Обозрение'' №5 | Вехи Евразийства

Термин «Евразия» введен Гумбольдтом, ученый обозначил им всю территорию Старого Света: Европу и Азию. В русский язык введен географом В.И. Ламанским (1833-1914).

Евразийцы призывали бороться с «кошмаром всеобщей европеизации», требовали «сбросить европейское иго». «Мы должны привыкнуть к мысли, что романо-германский мир со своей культурой – наш злейший враг». Так, ясно и недвусмысленно, писал Н. Трубецкой в вышедшей в Софии в 1920 г. программной книге «Европа и Человечество».

В середине 20-х гг. один из лидеров евразийцев Пётр Савицкий предпринимает попытку создания на базе евразийской идеологической платформы политической организации, ориентированной на подпольную работу в Советской России.

Савицкий втягивается в организованную ГПУ «Операцию Трест». ( Чекисты создали видимость существования в СССР разветвлённой конспиративной организации антибольшевистского толка, основанной на евразийских принципах.) Савицкий несколько раз инкогнито посещает Россию. Крах «Треста» наносит серьёзный удар по идее политической организации евразийства на длительное время.

В 1926 году в Париже начинает выходит газета «Евразия», в которой все яснее проявляется откровенная пробольшевистская направленность движения. С другой стороны, Пражский кружок, объединяющий отцов-основателей (в частности, самого Савицкого, Алексеева), все более тяготеет к консервативным позициям. Главная ценность евразийства состояла в идеях, одновременно оригинальных и в тоже время внутренне родственных глубинным традициям русской истории и государственности. Евразийство рассматривало русскую культуру не просто как часть европейской, но как совершенно самостоятельную цивилизацию, вобравшую в себя опыт не только Запада, но и в равной мере Востока. Русский народ, с этой точки зрения, нельзя относить ни к европейцам, ни к азиатам, принадлежит к совершенно самобытной евразийской этнической общности.

Подобная оригинальность русской культуры и государственности (одновременное присутствие европейских и азиатских элементов) определяет и особый исторический путь России, её национально-государственную программу, не совпадающую с западноевропейской традицией. Причем азиатские истоки для России внутренне ближе западных. Восточность ориентации России евразийцы прежде всего связывали с геополитической сферой, не распространяя ее на религиозную область, где они, как писал П.Н. Савицкий, оставались глубоко "православными людьми", для которых "Православная церковь есть тот светильник, который им светит".

Евразийство раскалывается, а к середине 30-х годов затухает. Левые евразийцы фактически становятся послушными инструментами Москвы, отказываясь от изначальной оригинальности движения, а правые сосредоточивают свое внимание на узкоспециальных областях – истории, геополитике, экономике и т.д.

Основные положения классического евразийства

Цивилизационный подход

Запад (Европа) против Человечества.

Романо-германская цивилизация выработала особую систему принципов и ценностей, которую она отождествила с системой универсальной. Эта романо-германская система стала навязываться остальным народам и культурам силой и хитростью. Духовная и материальная колонизация Западом всего остального человечества является негативным явлением. Каждый народ и каждая культура имеют внутреннее право развиваться по своей собственной логике. Россия – самобытная цивилизация. Она призвана не просто сопротивляться Западу, отстаивая свой путь, но и стать в авангарде других народов и стран Земли в деле отстаивания своих цивилизационных свобод.

Критика романо-германской цивилизации

Романо-германская цивилизация на основании секуляризации западного христианства (католицизм, протестантизм) построила особую пост-христианскую систему, ставящую на первое место индивидуализм, эгоизм, конкуренцию, материализм, технический прогресс, потребительские ценности, экономическую эксплуатацию сильными слабых. Эта цивилизация приравняла к «отсталым» культурам не только культуры Востока и Третьего мира, но и незападные направления христианского мира, в частности, Православие. Свое право на глобальность романо-германская цивилизация основывает не духовным величием, но грубо материальной силой, хотя и духовность других народов она оценивает только на основании своих представлений о превосходстве «рассудка» («рационализм»). Начиная с эпохи Просвещения романо-германская цивилизация вообще встала на путь открытого богоборчества, заменив традицию и поклонению Божеству, на превознесение человеческой гордыни. Эта цивилизация глубоко больна, пребывает во внутреннем кризисе, ее материальное преуспеяние скрывает духовное вырождение и упадок. Распространение ее влияния на другие части света равнозначны волне духовной эпидемии. Романо-германская цивилизация в ее колониально-империалистическом выражении (а другого она исторически не знает) является «угрозой человечества» и противоречит всем остальным моделям цивилизаций, так как отказывает им в праве на существование.

Пространственный фактор

Теория месторазвития

Географическое пространство в огромной (подчас в решающей) степени влияет на культуру и национальную историю народов. Каждый народ, развиваясь в определенной географической среде, вырабатывает свою национальную, этическую, правовую, языковую, обрядовую, хозяйственную и политическую формы. «Место», где происходит «развитие» народа или государства, в значительной степени предопределяет траекторию и смысл этого «развития» –– вплоть до того, что они становятся неотделимы. Нельзя отрывать историю от пространственных условий, и анализ цивилизации должен проходить не только по временной оси («раньше», «позже», «развитые» нации, «неразвитые» нации и т.д.), но и по пространственной («восток», «запад», «пустыни», «горы» и т.д.). Универсальной модели развития не существует, многообразие ландшафтов Земли порождает многообразие культур, каждая из которых имеет свои циклы, свои внутренние критерии, свою логику. Никакое месторазвитие не имеет права претендовать на то, чтобы быть эталоном для остальных. Каждый народ имеет свою модель развития, свое «время», свою «рациональность» и должен быть понят и оценен исходя из внутренних оригинальных критериев.

Географический детерминизм

Климат Европы, миниатюрность ее пространств, влияния ее ландшафтов породили специфическую европейскую цивилизацию, в которой преобладают влияние леса (Северная Европа) и побережья (Средиземноморье). Другие ландшафты породили другие типы цивилизаций: степные массивы – кочевые империи (от скифов до тюрок), пустыня – аравийскую (исламскую) цивилизацию, лессовые почвы – китайскую, островное высокогорье – японскую, слияние леса и степи – русско-евразийскую. Отпечаток ландшафта лежит на свей истории каждой из этих цивилизаций и не может быть преодолен или изжит.

Государство и нация

Неославянофильство

Первые русские славянофилыXIX века (Хомяков, Аксаков, Киреевский) настаивали на том, что русская (славянская, православная) цивилизация является уникальной и самобытной. Она нуждается в защите, сохранении и укреплении перед лицом Запада с одной стороны, и либерального модернизма (также идущего с Запада), с другой. Славянофилы утверждали ценность традиций, величие древности, любовь к русской старине и указывали на «темные стороны» прогресса, на тупиковость материализма и нигилизма, на чуждость многих аспектов западной модели для России. Поздние славянофилы (Данилевский, Леонтьев, В.И. Ламанский – ввел понятие «Евразии») считали, что Россия не просто должна отстоять свою самобытность, но и закрыться перед лицом Запада, общий баланс влияния которого на Россию расценивался как в целом совершенно негативный (в отличие от первых славянофилов, которые были в этих оценках осторожнее). Евразийцы унаследовали от этой философской школы позиции поздних славянофилов, еще более развили их тезис в смысле позитивной оценки влияний Востока. У евразийцев (Савицкий) русская самобытность не просто «нуждается в защите и изоляции», но должна быть активно противопоставлена романо-германской цивилизации и стать оплотом для освободительного движения всего человечества. Миссия России универсализируется.

Туранский фактор

Россия сложилась как самостоятельная цивилизация при сочетании собственно славянского начала с туранским. Наследие монголо-татарского периода было тем важнейшим элементом русской истории, который превратил несколько периферийных раздробленных восточно-славянских княжеств в остов мировой империи. Те сектора Киевской Руси, которые подпали в XIII веке под европейское влияние, постепенно растворились в нем, утратив политическую и культурную самостоятельность. Те земли, которые вошли в состав Орды, позже стали ядром континентальной империи. Татары сохранили духовную самобытность Древней Руси, которая воскресла в Московском Царстве и вступила в «наследие Чингизхана» (название книги кн. Н.С. Трубецкого). Евразийцы первыми среди русских философов и историков переосмысли туранский фактор в положительном ключе, распознав в диалектике русско-татарских отношений живой исток евразийской государственности.

Диалектика национальной истории

Национальная история России диалектична. В Киевской Руси мы встречаем первые интуиции будущего мессианства (митр. Илларион), но это типичное восточно-европейское слабое государство, находящееся на северной периферии Византии. Монгольские завоевания не разрушают цветущую Русь, но устанавливают контроль над разрозненными восточнославянскими областями, находящимися в вечных усобицах. Миф о Киевской Руси созревает в монгольскую эпоху, как ностальгия по «золотому веку» и имеет «проектный», «мобилизующий» характер для будущего державного возрождения. Московское Царство представляет собой высший подъем русской государственности. Национальная идея получает новый статус: после отказа Москвы от признания Флорентийской унии (заточение и изгнание митр. Исидора) и скорого падения Царьграда Русь берет на себя эстафету православного царства. Москва становится Третьим (последним) Римом. Параллельно происходит освобождение от власти Орды. Москва во второй половине XV века получает и политическую независимость и по-новому сформулированную религиозную миссию. 200 лет Московского царства – расцвет Святой Руси. Раскол XVII века отмечает конец этого периода. Раскол имеет не только церковное, но и геополитическое, и социальное значение. Россия обращается к Европе, аристократия стремительно отчуждается от народных масс. Прозападное (полукатолическое или полупротестантское) дворянство на одном полюсе, архаичные народные массы, тяготеющие к староверию или национальным формам сектантства, с другой. Евразийцы называли петербуржский период «романо-германским игом». То, от чего уберегла русских Орда, случилось через Романовых. Романовская система, простояв 200 лет, рухнула, и на поверхность вылилась донная народная стихия. Большевизм был распознан евразийцами как выражение «московской», «дораскольной», собственно «евразийской» Руси, взявшей реванш над «романо-германским» Санкт-Петербургом. Под экстравагантным идейным фасадом марксизма евразийцы распознали у русских большевиков национальную и имперскую идею. Будущее России евразийцы видели в «преодолении большевизма» и в выходе на магистральные пути евразийского державостроительства – православного и национального, но сущностно отличного от петербуржской эпохи, а тем более, от любых форм копирования европейской «либерал-демократии».

Политическая платформа

Идеократия

Государство, общество, народ, каждый конкретный человек должен служить высшей духовной цели. Материальные условия земного существования не могут и не должны быть самоцелью. Богатство и процветание, сильная государственность и эффективное хозяйство, мощная армия и развитая промышленность должны быть средством достижения высших идеалов. Смысл государству и нации придает только существование «идеи-правительницы». Политический строй, предполагающий постановку «идеи-правительницы» в качестве высшей ценности, евразийцы называли «идеократией» – от греческого «идея» – «идея» и «кратос» – «власть». Россия всегда мыслилась как Святая Русь, как держава, исполняющая особую историческую миссию. Евразийское мировоззрение и должно быть национальной идеей грядущей России, ее «идеей-правительницей». Этой идее-правительнице должны быть подчинены остальные аспекты политики, экономики, общественного устройства, промышленного развития и т.д.

Евразийский отбор

Россия-Евразия как выражение лесостепной империи континентального масштаба требует особой модели управления на основании особого «отбора». Этот «евразийский отбор» осуществляется на основании особой этике, соответствующей ландшафтным условиям. Это этика коллективной ответственности, бескорыстия, взаимопомощи, аскетизма, воли, выносливости, беспрекословного подчинения начальству. Только такие качества могут обеспечить сохранение контроля над обширными слабозаселенными землями евразийской лесостепной зоны. Правящий класс Евразии формировался на основе коллективизма, аскетизма, воинских добродетелей, строгой иерархии. Формализация этих принципов легла в основу свода законов Чингизхана – «Яса». Позже основные мотивы «евразийского отбора» воплотились в политическом устройстве Московской Руси. При любых идеологических фасадах реальный механизм управления Россией-Евразией естественно тяготеет к логике «евразийского отбора».

Демотия

Западная демократия сложилась в специфических условиях древних Афин и через много веков островной Англии. Эта демократия отражает специфические характеристики европейского «месторазвития». Эта «демократия» не является универсальным мерилом. Иные «месторазвития» предполагают иные формы соучастия народов в политическом управлении; все они различаются как по формальным, так и по сущностным признакам. Для России-Евразии копирование норм европейской «либеральной демократии» бессмысленно, невозможно и вредно. Соучастие народа России в политическом управлении должно называться иным термином – «демотия», от греческого «демос» –– «народ». Это соучастие не отвергает иерархии, не должны быть формализовано в партийно-парламентских структурах. «Демотия» предполагает систему земских советов, уездных и национальных (в случае малых народов) представительств. «Демотия» развивается на основах общинного самоуправления, крестьянского «мира». Пример «демотии» – выборность настоятеля Церкви прихожанами в Московской Руси. Если «демократия» формально противоположна автократии, то «евразийская демотия» вполне может сочетаться с «евразийским авторитаризмом».

Творчество Л. Н. Гумилева как развитие евразийской мысли

Лев Николаевич Гумилев (1912 – 1992), сын русского поэта Николая Гумилева и поэтессы Анны Ахматовой, этнограф, историк, философ. Участник многих экспедиций в Азию. Неоднократно арестовывался. Участник Великой Отечественной войны. В 1965 году вышла работа «По поводу предмета исторической географии», в которой он впервые изложил свою теорию этноса. В 1976 г. закончил написание «Этногенез и биосфера Земли». В 1989 году вышло его произведение «Древняя Русь и Великая Степь». Умер в 1992 году.

Большое влияние на Гумилева оказала книга калмыка-евразийца Э.Хара-Давана «Чингиз-хан как полководец» и труды П.С. Савицкого. В своем творчестве Л. Гумилев развивает основные тезисы евразийства. В конце жизни называл себя «последним евразийцем».

Основные моменты теории Гумилева:

1. теория «пассионарности» как развитие евразийского идеализма;
2. Гумилев принимал основные историко-методологические выводы евразийцев. Однако у них он не находил ответа на главный для себя вопрос: что является причиной положительной или отрицательной комплиментарности между этносами? Дело, на его взгляд, заключалось в том, что этносы, как природные образования, подвержены воздействию неких «энергетических импульсов», исходящих из космоса и вызывающих «эффект пассионарности», т.е. высшей активности, сверхнапряжённости. В таких случаях этносы претерпевают «генетические мутации», приводящие к зарождению «пассионариев» – людей особого темперамента и дарований. Они и становятся создателями новых этносов, культур и государств;
3. фиксация научного внимания на протоистории «кочевых империй» Востока и открытие колоссального этнического и культурного наследия автохтонов Древней Евразии, вполне сопоставимого с величайшими культурами Древности, но незаслуженно забытого (хунны, тюрки, монголы и т.д.);
4. развитие тюркофильского подхода в теории «этнической комплиментарности». Этнос –– это вообще всякая совокупность людей, «коллектив»: народ, народность, нация, племя, родовой союз, основанный на общности исторической судьбы. У всякого этноса есть начало и конец; он рождается, мужает, стареет и умирает. Вместе с тем ни один этнос, ни один народ «не живёт одиноко». Между ними существуют многообразные этнические контакты, которые обусловливаются наличием соответствующей «комплиментарности», симпатии, дружественности. У русских такая комплиментарность легко установилась с «монголоидами», но была страшно затруднена с европейцами, в особенности с католиками. «Наши предки великорусы, – писал Гумилев, – в XV-XVI-XVII веках смешивались легко и довольно быстро с татарами Волги, Дона, Оби и с бурятами, которые восприняли русскую культуру. Сами великорусы легко растворялись среди якутов, объякутивались и постоянно по-товарищески контактировали с казахами и калмыками. Женились, безболезненно уживались с монголами в Центральной Азии, равно как и монголы и тюрки в XIV-XVI веках легко сливались с русскими в Центральной России». Поэтому историю Московской Руси нельзя рассматривать вне контекста русско-татарских этнических контактов, истории евразийского континента.

Появление неоевразийства: историко-социальный контекст

Кризис советской парадигматики

К середине 80-х годов советское общество стало утрачивать связность и адекватность рефлексии и саморефлексии. Модели советского самосознания рушились. Общество теряло ориентацию. Все чувствовали необходимость перемен, но это ощущение было смутным, и никто не знал в каком направлении их ждать. В тот период сформировалась маловразумительная линия водораздела: «силы прогресса» и «силы реакции», «реформаторы» и «защитники старого», «сторонники реформ» и «противники реформ». Вопрос ставился таким образом: одни утверждали, что советская система находится в кризисе, другие продолжали настаивать, что никакого кризиса нет. Так как все вращалась вокруг такой (довольно фиктивной) проблемы, о содержании «реформ», об их ориентации, об их соотношении с другими историческими этапами никто не задумывался. Показательно, что «реакционные» и «антиреформаторские» силы давно утратили связную мировоззренческую систему (на основе марксизма и советизма) и, действительно, противились «реформам», скорее, по инерции, чем по убеждению.

Увлечение западными моделями

В такой ситуации термин «реформы» «сам собой» стал синонимом «либерал-демократии». Из факта кризиса советской системы был сделан поспешный (и совершенно неочевидный, на самом деле) вывод об очевидном превосходстве западной модели и о необходимости ее скопировать. На теоретическом уровне это совершенно неочевидно, поскольку «карта идеологий» имеет гораздо более разнообразную систему выбора, нежели примитивный дуализм: социализм – капитализм, Варшавский договор – НАТО. Однако возобладала именно примитивная двоичная логика: «сторонники реформ» стали безусловными апологетами Запада, логике и структуре которого они ускоренно обучались, «противники реформ» выступали как инерциальные защитники позднесоветского уклада, логика и структура которого все больше ускользала от них самих. В такой неравновесной ситуации на стороне реформаторов-западников был энергетический потенциал, новизна, ожидания перемен, созидательный импульс, перспектива, у «реакционеров» оставалась инерция, косность, апелляции к привычному и знакомому. Именно в такой психологической и эстетической оболочке западная либерал-демократическая политически возобладала в России 90-х, хотя ясного и сознательного идеологического выбора никому осуществить не дали. Западничество и либерал-демократия установились в России конца 80-х – начала 90-х «под шумок», под слишком общим и не конкретным в самом себе лозунгом «за реформы!» (без пояснения того, за какие именно реформы). Со стороны определенной части «реформаторов» это была сознательная хитрость, для большинства населения – очевидная подмена свободного выбора, т.е. манипуляция.

Распад государственности

Результатом «реформ» стал распад советской государственности и начало распада России, как остатка СССР. По мере разрушения советской системы и «советской рациональности» новой системы и новой рациональности, адаптированных к национальным и историческим условиям, не создавалось. Постепенно к России и национальной истории возобладало специфическое отношение: прошлое, настоящее и будущее России стали рассматривать с западной точки зрение, оценивать как нечто внешнее, постороннее, отчуждение («эта страна» – типичное выражение «реформаторов»). Это был не взгляд из России на Запад, но взгляд на Россию с Запада. Неудивительно в такой ситуации, что заимствование западных механизмов даже в теории «реформаторов» было призвано не создать укрепить национальную структуру государственности, но разрушить последнее. Деструкция Государства была не случайным результатом «реформ», но фактически, одной из их стратегических задач.

Зарождение антизападнической (антилиберальной) оппозиции в пост-советских условиях.

По мере развития «реформ» и их «углубления» неадекватность простой реакции стала очевидна для всех. В этот период (1989-90) стала формироваться «национально-патриотическая оппозиция», куда вошли часть «советских консерваторов» (способная к минимальной рефлексии), ряд «реформаторов», разочаровавшихся в «реформах» или «осознавших их антигосударственную направленность», ряд представителей патриотического движения, сформировавшегося уже в перестройку и пытающегося оформить державные эмоции в некоммунистическом контексте (православно-монархическом, националистическом и т.д.) С серьезным опозданием и при полном отсутствие внешней стратегической, интеллектуальной и материальной поддержки стала хаотически складываться концептуальная модель пост-советского патриотизма.

Неоевразийство

Неоевразийство возникло как идеологическое и политическое явление в этом контексте, став постепенно одним из основных направлений патриотического самосознания в пост-советской России, наряду (а подчас и вместе) с инерциальным советизмом (КПРФ, РКРП, «Трудовая Россия»), маргинальным монархизмом и смутным национализмом (ЛДПР).

Этапы развития неоевразийской идеологии и побочные течения

1 этап (1985-90 гг.) «правое неоевразийство» в русле национал-консервативного течения.

Семинары в обществе охраны памятников, лекции в различных группах нарождающегося консервативно-патриотического движении. Сотрудничество с неомонархическими группами. Критика советской парадигмы за отсутствие в ней качественного духовного и национального элемента.

1989 г. первые публикации в журнале «Советская Литература» (А. Дугин «Конец пролетарской эры»), издание альманаха «Континент-Россия» (1989), статьи А. Дугина «Континент-Россия», «Подсознание Евразии». Выход в Италии книги A. Dughin «Continente Russia» (1989) в Испании A. Dughin «Rusia Misterio de Eurasia» (1990).

1990 г. 1-е издание «Кризис Современного Мира» Р. Генона c развернутыми комментариями А. Дугина и книги А. Дугина «Пути Абсолюта» с изложением основ традиционалистской философии.

В этот период неоевразийство носит «право-консервативный» характер, близкий к историческим традиционалистам, с элементами православно-монархическими, «почвенно-этническими», с жесткой критикой «левой» идеологии.

На этом этапе с Дугиным эту позицию разделяет Г. Джемаль, который позже откажется от «евразийства» в пользу «исламизма». С Гумилевым (последние годы жизни) и его последователями пересечений нет (показательно, что ученики и последователи Льва Гумилева сами себя «евразийцами» не называют).

2 этап (91-93гг.) неоевразийство сближается с «пост-коммунистическими коммунистами» (КПРФ, «Завтра»). Оказавшиеся в сложном идеологическом положении коммунисты-консерваторы срочно ищут эрзац-идеологию. Зюганов сближается с Дугиным, Проханов транслирует идеи Дугина Зюганову. Так рождается «красно-белая» оппозиция (уничижительно названная «красно-коричневой»). Она становится вначале идейной платформой «Фронта Национального Спасения», потом ложится в основу программы КПРФ.

Происходит пересмотр «антикоммунизма», свойственного первому этапу неоевразийства. Переоценка «советского периода» в духе национал-большевиков и «левых евразийцев».

Серия статей в «Завтра», «Нашем Современнике», «Советской России». Первые публикации о геополитике (А. Дугин «Великая война континентов», 1992), сакральной географии, традиционализме, консервативной революции.

Приезд в Москву «новых правых» (А. де Бенуа, Р. Стойкерс, Ж. Тириар, К. Террачано, М. Баттара, К. Мутти и т.д.). Г. Джемаль отходит от неоевразийства, делает серию исламистских русофобских заявлений.

Евразийство становится популярным в патриотической оппозиции и среди интеллигенции.

Основываясь на сходстве терминов – А. Сахаров тоже говорил о «Евразии», но не в политическом и геополитическом смысле, в чисто географическом (и никогда не обращался к «евразийству» как таковому, так как был убежденным «атлантистом») – ряд «демократов» пытаются выдвинуть проект «демократического евразийства» (Г. Попов, С. Станкевич, Л. Пономарев). Смысл в том, чтобы «не накалять противоречия между радикальным либерал-атлантизмом (Гайдар-Чубайс-Козырев) и радикальными патриотами («красно-коричневыми»)». В политике это дублируется «социал-демократической» фразеологией. С этой стороны к «демократическому евразийству» подходит Г. Шахназаров («Горбачев-фонд»). Серьезного теоретического развития эта линия не получает. Яркость оппозиционного патриотического евразийства слишком привлекательна с одной стороны, но одновременно не приемлема для режима.

Перед расстрелом «Белого Дома» в 1993 году Р. Хасбулатов и глава Конституционного Суда (Зорькин) говорят о своем «евразийстве» (в смысле Дугина-Проханова-Зюганова) в интервью газете «Завтра».

О своем евразийстве также говорят О. Лобов, О. Сосковец, С. Бабурин.

1992-93 выпуск первых 3 номеров «Элементы. Евразийское Обозрение».

Преподавание геополитики и основ евразийства в Высших учебных заведениях и многочисленных семинарах и лекциях. Многочисленные переводы, статьи, семинары.

3 этап (1994-1998гг.) теоретическое развитие неоевразийской ортодоксии Публикация основных работ «Мистерии Евразии» (1996), «Конспирология»(1994), «Метафизика Благой Вести»(1996), «Основы Геополитики»(1997), «Консервативная революция»(1994), «Тамплиеры пролетариата»(1997), издание в издательстве «Аграф» Трубецкого, Вернадского, Алексеева, Савицкого (1995-1998 гг.).

Создание сайта «Арктогея» (1996) – www.arctogaia.com.

Наличие прямых и косвенных обращений «евразийству» в программных документах КПРФ, ЛДПР, НДР (т.е. левых, правых и центристов). Увеличение объема публикаций на тему «евразийства». Издание многочисленных евразийских сборников.

Критика «евразийства» со стороны русских националистов, православных фундаменталистов, и коммунистов-ортодоксов, а также либералов. Появление «академического» смягченного неоевразийства (проф. А. С. Панарин) – с элементами просвещенческой парадигмы (отрицающейся в евразийской ортодоксии) – которое эволюционирует в сторону радикализации антизападных, антилиберальных, антиглобалистских позиций. Выпуск основных работа А. С. Панарина.

Появление «татарстанского евразийства» (Р. Хакимов). Эта разновидность «евразийства» представляет собой прикрытие для татарского национализма с русофобской подоплекой (Р. Хакимов идеолог ТОЦ. У Хакимова нет преемственности «евразийской классике» или «неовразийству», берется изолированно только один тезис: тюрки (мусульмане) – «замечательная раса», «незаслуженно униженная русскими». Эта косвенная русофобия сопровождается ориентацией на Запад и определенным «мягким сепаратизмом».

Открытие Университета им. Л. Гумилева в Астане.

В эти же годы в качестве крайне левого политико-молодежного проекта создание «НБП», выпуск молодежной газеты «Лимонка». В 1996-97 происходит резкая деградация НБП, переход от эстетико-интеллектуального течения в «политико-хулиганское». 1997 полный разрыв евразийцев с НБП, которая остается «национал-большевистской» номинально.

4 этап (1998-2001) Постепенное разотождествление неоевразийства с побочными политико-культурными и партийными явлениями, превращение в самостоятельное направление («Арктогея», «Новый Университет», «Вторжение») – вне КПРФ, оппозиции, крайних левых и правых движений.

Фундаментализация геополитической методологии.

Апология старообрядчества.

Переход на центристские позиции в политике, поддержка Примакова в бытность его премьером. Дугин становится советником спикера Госдумы Г. Н. Селезнева.

Издание евразийской брошюры «Наш Путь» (1998).

Издание «Евразийского Вторжения» как приложения к «Завтра», все большее расхождение с оппозицией и сближение с властью.

Теоретические исследования, разработки, «Русская Вещь» (2001), публикации в «Независимой Газете», «Московских Новостях», цикл программ на Радио 101 «Finis Mundi», цикл геополитических программа по неоевразийству и геополитике на радио «Свободная Россия» (1998-2000). Провозглашение в Бишкеке ЕврАзЭС главами стран «таможенного союза». Евразийские высказывания Президента В. В. Путина – «Россия – евроaзиатская страна».

Попытки узурпировать «евразийскую» идеологию со стороны группы исламистов-ваххабитов (А.-В. Ниязов) Создание эфемерной «Евразийской партии России», многочисленные форумы «евразийского» толка Е. Малитиков, Ю. Бокань, В. Чкаусели.

Г. Джемаль формулирует критику «евразийства» с позиций радикального исламизма.

5 этап (2001-2002) Создание ОПОД «Евразия» на позициях «Радикального Центра», декларация о полной поддержке Президента РФ В.В. Путина (21 апреля 2001г.).

Вхождение в «Евразию» главы ЦДУМа, шейх-уль-ислама Талгата Таджуддина. Выпуск «Евразийского Обозрения». Появление еврейского неоевразийства (А. Эскин, А. Шмулевич, В. Букарский). Конференция «Угроза ислама – угроза исламу?». Появление чеченского теоретика «исламского евразийства» Х.-А. Нухаева («Ведено или Вашингтон?», М., 2001)

Выход книг Э. Хара-Давана и Я. Бромберга 2002 г..

Процесс превращения ОПОД «Евразия» в партию 2002г. .

Теоретические материалы «Евразии» («Евразийство: от теории к практике», «Монголосфера», «Евразийская теория от ислама», «Евразийская экономика», «Евразийский взгляд», «Геополитика террора», «Материалы 6-го Всемирного Русского Народного Собора» и т.д.).

Основные философские положения неоевразийства

Неоевразийство теоретически состояло в возрождении классических принципов этого движения на качественно новом историческом этапе и в превращении этих принципов в основу идеологической, мировоззренческой и политической программы. Наследие евразийской классики было взято как мировоззренческого основания для идейной (политической) борьбы в пост-советский период, как духовно-политическую платформу «интегрального патриотизма» (по ту сторону деления на «красных» и «белых»). Этот идеологическая, мировоззренческая и политическая актуализация принципиально отличает неоевразийство от трудов историков, занимавшихся евразийством как идейным и социально-политическим феноменом прошлого. «Археологией» и библиографией евразийства, а также развитием взглядов Льва Гумилева строго в рамках исторической науки занимались разные группы (Кожинов, Новикова, Сизямская, Шишкин, Ключников, Балашов). Но активно и адресно взяли евразийство на вооружение – единицы. Их-то и следует называть в строгом смысле «неоевразийцами».

Неоевразийцы взяли на вооружение основные положения классического евразийства, приняли их в качестве платформы, отправной точки, теоретической базы и основы для дальнейшего развития и практического применения.

В теоретической области неоевразийцы значительно развили основные принципы классического евразийства с учетом широкого философского, культурного и политического контекста идей 20 века. Каждое из основных положений евразийской классики (см. «Основные положения классического евразийства.») получил концептуальное развитие.

Цивилизационный подход

Тезис кн. Н. С. Трубецкого «Запад (Европа) против человечества» дополняется германской политической философией (О. Шпенглер, В. Зомбарт, К. Шмитт, А. Мюллер ван ден Брук, Л. Фробениус, Э. Юнгер, Ф. Юнгер, Ф. Хильшер, Э. Никиш и т.д.), европейским традиционализмом (Р. Генон, Ю. Эвола, Т. Буркхардт, Ф. Шуон, Г. да Джорджо и т.д.), «новой левой» критикой западного капитализма (Ж. Батай, Ж.-П. Сартр, Г. Дебор, М. Фуко, Ж. Делез), марксистской критикой «буржуазного строя» (А. Грамши, Д. Лукач и т.д.), европейскими «новыми правыми» (А. де Бенуа, Р. Стойкерс и т.д.). Критика западного буржуазного общества с «левых» (социальных) позиций накладывается на критику того же общества с «правых» (цивилизационных) позиций. Евразийская идея «отвержения Запада» подкрепляется широким арсеналом «критики Запада» представителей самого Запада, не согласных с логикой его исторического пути (по меньшей мере в последние несколько столетий). К этой идее слияния самых разных (подчас политически противоположных) концепций отрицания западной цивилизации в качестве «нормативной» неоевразийцы приходят не сразу, но постепенно с конца 80-х до середины 90-х.

В «критику романо-германской цивилизации» вносится важный акцент, поставленный на критике приоритетно англосаксонского мира, США. В духе немецкой Консервативной Революции и европейских «новых правых» «западный мир» дифференцируется на атлантические США + Англию и континентальную (собственно, романо-германскую) Европу, где континентальная Европа рассматривается как явление нейтральное и могущее быть положительным. Термин «романо-германский» в неоевразийстве не употребляется (в отличие от классического евразийства), намного чаще говорится об «атлантизме», «англо-саксонском мире», «мондиализме» («глобализме»), «новом мировом порядке», «планетарном либерализме».

Пространственный фактор

Тезисы «месторазвитие» и «географический детерминизм» получают фундаментальное базовое парадигмальное значение, сопрягается с «пространственным мышлением», «синхронизмом», отказом от идеи «универсальной истории», от историцизма в целом.

Неоевразийство выдвигает идею тотальной ревизии истории философии с позиций «пространства». В этом обобщаются самые разнообразные модели циклического взгляда на историю – от И. Данилевского до О. Шпенглера, А. Тойнби и Л. Гумилева.

Наиболее полного выражения этот принцип получает в контексте традиционалистской философии, которая радикально отвергает идеи «эволюции» и «прогресса» и развернуто обосновывает это отвержение подробными метафизическими выкладками. Отсюда традиционная теория «космических циклов», «множественного состояния бытия», «сакральная география» и т.д. Основные принципы теории циклов развернуто представлены в трудах Р. Генона (и его последователей Г. Жоржель, Т. Буркхардт, М. Элиаде, А.Корбен). Полностью реабилитируется понятие «традиционное общество», которое либо не знает «истории», либо релятивизирует ее обрядами и мифами «вечного возвращения».История России видится не просто как одно из месторазвитий, но как авангард «пространственных» систем («Восток»), противопоставленных «временным» («Запад»).

Государство и нация

Тезис «неославянофильство» уточняется в сторону противопоставления народов Востока народам Запада, особый положительный акцент ставится на великороссах в отличие от западных славян. Это не противоречит классикам евразийства, но развивает и заостряет их интуиции (это видно уже у Гумилева). Народы Запада квалифицируются как носители «профанного» начала, в отличие от «сакрального» структуры народов Востока (и Третьего мира). Для славян, а еще точнее, для автохтонов России-Евразии не просто требуется «равноправия» наряду с другими европейскими народами (как можно понять ранних славянофилов), но центрального места в авангарде народов всего мира, стремящихся противостоять «глобализации Запада». Это предельная форма универсализации национального мессианства в новых пост-советских терминах. От собственно «славянофильства» в неоевразийстве остается любовь к национальным корням русского народа, повышенная чувствительность к старообрядчеству, критичность в отношении петровских реформ. При этом подчеркивание расового родства славян между собой не только не приветствуется, но отвергается, так как культурно, конфессионально, геополитически и цивилизационно славяне глубоко различны. Вслед за К. Леонтьевым неоевразийцы подчеркивают «славяне есть, славизма (в смысле расового единства, осознанного как основа интеграционного проекта) нет». В некоторых случаях определение «славянофил» в последнее время может выступать как антитеза определению «евразийца», что несет смысл противопоставления патриота, с этно-расистскими (ксенофобско-шовинистическими) наклонностями патриоту, осознающему свою идентичность геополитически и цивилизационно.

Туранский фактор, позитивно оцененный классиками евразийства в становлении российской государственности рассматривается в более широком контексте, как положительное влияние традиционного и сакрального Востока, оказанное на русских, занимавших промежуточное положение между Европой и Азией. Функция Турана осмысляется в терминах сакральной географии и священной истории.

Диалектика национальной истории доводится до окончательной «догматической» формулы, с включением историософской парадигмы «национал-большевизма» (Н. Устрялов) и его осмысления (М. Агурский). Модель следующая:

Киевский период как провозвестие грядущей национальной миссии (IX – XIII вв.);

Монголо-татарские завоевания как щит от нивелирующих европейских тенденций, геополитический и административный заряд Орды передается русским, распад русских на западных и восточных, разделение культурных типов, формирование на базе «восточных русских» под контролем Орды великороссов (XIII – XV вв.);

Московское царство как пик национально-религиозной миссии Руси (Третий Рим) (XV – конец XVII вв.);

Романо-германское иго (Романовы), распад национального единства, разделение на западнические элиты и национальные массы (конец XVII – начало XX вв.);

Советский период, реванш национальных масс, период «советского мессианства», восстанавливающего основные параметры Московского вектора (XX в.);

Смутное время, которое должно завершиться новым евразийским рывком (начало XXI века).

Политическая платформа

Тезис «евразийский отбор» пополняется методологией школы В. Парето, движется по логике реабилитации «органической иерархии», обретает некоторые ницшеанские мотивы, развивается учение об «онтологии власти», о православном «катехоническом» значении власти в Православии. Идея «элиты» дополняется конструкциями европейских традиционалистов, исследовавших кастовую систему древних обществ, онтологию и социологию каст (Р. Генон, Ю. Эвола, Ж. Дюмезиль, Л. Дюмон). Гумилевская теория «пассионарности» ложится в основу концепции «новой евразийской элиты».

Тезис «демотия» пополняется политическими теориями «органической демократии» от Ж.-Ж. Руссо до К. Шмитта, Ж. Фройнда, А. де Бенуа, А. Мюллера ван ден Брука. Определение неоевразийского понимания «демократии» («демотии») как «соучастия народа в свое собственной судьбе».

Тезис «идеократия» фундаментализируется апелляциями к идеям «консервативной революции», «третьего пути», учитывается полной опыт «советской», израильской, исламской, «фашистской» идеократий, анализируются причина их исторического провала. Критически переосмысляется качественное содержание идеократий XX века, разрабатывается последовательная критика советского периода (доминация количественного подхода, профанические теории, диспропорция классового подхода).

К развитию идей классических евразийцев добавляются следующие концептуальные: Философия традиционализма (Р. Генон, Ю. Эвола, Т. Буркхардт, А. Корбен), идея радикального упадка «современного мира», глубинное исследование Традиции. Глобальная концепция «современного мира» (негативная категория) как антитезы «мира Традиции» (как позитивная категория) придает критике западной цивилизации фундаментальный метафизический характер, уточняет эсхатологическое, кризисное, фатальное содержание основных процессов – интеллектуальных, технологических, политических, экономических – исходящих с Запада. Интуиции русских консерваторов от славянофилов до классических евразийцев дополняются фундаментальной теоретической базой. (См. А. Дугин «Абсолютная Родина», М., 1999, «Конец Света», М., 1997,A. Dugin "Julius Evola et le consevatisme russe",Roma, 1997).

Исследование структур сакрального (М. Элиаде, К. Г. Юнг, К. Леви-Стросс), представление об архаическом сознании как о парадигмальном манифестационистском комплексе, лежащем в основе культуры. Приведение многообразия человеческой мысли, культуры к древнейшим психическим слоям, где сосредоточены фрагменты архаических ритуалов инициации, мифы, изначальные сакральные комплексы. Интерпретация содержания современной рациональной культуры через систему дорациональных древних верований. (А. Дугин «Эволюция парадигмальных оснований науки», М. 2002) Поиск изначальной символической парадигмы пространственно-временной матрицы, лежащей в основе обрядов, языков и символов (Г. Вирт, палео-эпиграфические исследования). Стремление на основании лингвистических («ностратика, Свитыч-Иллич), эпиграфических (рунология), мифологических, фольклорных, обрядовых и иных памятников воссоздать изначальную картину «сакрального мировоззрения», общего для всех древних народов Евразии, нахождение общих корней. (См.А. Дугин «Гиперборейская Теория», М., 1993)

Учет развития геополитических идей на Западе (Макиндер, Хаусхофер, Лохаузен, Спикмен, Бжезинский, Тириар и т.д.). Геополитическая наука с эпохи Макиндера получила существенное развитие. Роль геополитических закономерностей в историиXX века оказалась настолько наглядно подтвержденной, что геополитика стала самостоятельной дисциплиной. В рамках геополитики само понятие «евразийство», «Евразия» приобрело новый смысл, более широкий, нежели ранее. «Евразийством» в геополитическом смысле начиная с некоторых пор стали обозначать континентальную конфигурация стратегического блока (существующего или потенциального), созданного вокруг России или на ее расширенной основе, и противодействующего (активно или пассивно) стратегическим инициативам противоположного геополитического полюса – «атлантизма», во главе которого с середины XX в. утвердились США, сменив Англию. Философия и политическая идея русских классиков евразийства в такой ситуации были осознанны как наиболее последовательное и емкое выражение (дополнение) «евразийства» в стратегическом и геополитическом смысле. Благодаря развитию геополитических исследований (А. Дугин «Основы геополитики» М.,1997) неоевразийство становится развитой методологической системой. Особо выделяется значение пары Суша –Море (по Карлу Шмитту), проекция этой пары на многомерные явления – от истории религий до экономики.

Поиск глобальной альтернативы «мондиализму» («глобализму»), как ультрасовременному феномену, резюмирующему все то, что оценивается евразийством (и неоевразийством) со знаком минус. «Евразийство» в широком смысле становится концептуальной платформой «антиглобализма» или «альтернативного глобализма». «Евразийство» обобщает все современные тенденции, отказывающиеся признавать «объективное» и тем более «позитивное» содержание «глобализма», придает антиглобалистской интуиции новый характер доктринального обобщения. Ассимиляция социальной критики «новых левых» в «право-консервативной интерпретации» (переосмысление наследия М. Фуко, Ж. Делеза, А. Арто, Г. Дебора). Освоение критической мысли противников современного западного буржуазного строя с позиций анархизма, неомарксизма и т.д. Это концептуальное поле представляет собой развитие на новом этапе «левых» («национал-болшевистских») тенденций, присутствовавших и у ранних евразийцев (Сувчинский, Карсавин, Эфрон), а также методология взаимопонимания с «левым» крылом «антиглобализма».

Экономика «третьего пути», «автаркия больших пространств». Применение к российской пост-советской действительности моделей «гетеродоксальной» экономики. Применение теорий «таможенного союза» Ф. Листа. Актуализация теорий С. Гезелля, Ф. Шумпетера, Ф. Леру, новое «евразийское» прочтение Кейнса.

ВЕХИ ЕВРАЗИЙСТВА