Иными словами, модернизация – это переход от аграрного к промышленному, от сельскохозяйственного к городскому типу жизни и городскому производству, по сути дела – это переход от натурального обмена к капитализму. Но была и другая форма модернизации, которая на технологическом уровне точно соответствовала этой логике: например, советская модернизация. Мы миновали стадию капитализма, и таким образом не капитализм является наиболее важной частью в модернизации, а именно переход от аграрного, сельскохозяйственного уклада к укладу промышленному. Вот что такое, строго говоря, модернизация.
В XX-м веке российская, советская экономика была модернизирована. Сельскохозяйственный сектор потерял свое первостепенное значение, и в эпоху индустриализации, причем насильственной индустриализации, в 30-е годы произошел переход от аграрной, совершенно традиционно сельскохозяйственной России к России городской, пролетарской, к России советской, где индустриализация, сфера промышленного производства стала преобладающей. Вот что такое модернизация – переход от аграрного к индустриальному.
Но давайте вспомним, что модернизация в прошлом, во-вторых, эта модернизация помимо безусловных плюсов, поскольку она сделала страну конкурентоспособной западному враждебному окружению, повысила нашу обороноспособность, производственные мощности, развило хозяйственную инфраструктуру, при этом вспомним замечательный роман нашего почвенника, писателя Валентина Распутина «Прощание с Матерой». Эту идею о том, что модернизация влечет за собой уничтожение села, уничтожение традиционного общества, нельзя сбрасывать со счетов. Распутин блестяще показал в этом незаслуженно забытом романе, что платит страна, народ и культура за модернизацию? Какая историческая цена вложена в модернизацию?
Ведь, по сути модернизация влечет за собой уничтожение традиционного общества, религиозного уклада, общинного устройства жизни, религиозных и духовных ценностей. Сокращая или трансформируя сельское население в, как Ленин говорил, сельские пролетариаты, или просто привлекая его в город, мы постепенно утрачиваем то, что делает народ народом, этнос этносом, культуру культурой, а русских русскими. И не случайно модернизация проходила у нас под советской идеологией, которая основывалась на западнических принципах и совершенно жестко и откровенно противостояла тому, что составляло сущность, центр, ось нашей национальной религиозной и духовной традиции.
Почему многие говорят: «Неужели нельзя было по-другому?» Провести модернизацию российской экономики без того, чтобы не уничтожить священство, не вырезать крестьянство, не подвергать репрессиям все то, что составляло народный дух и его выразителей в культуре, таких замечательных, гениальных русских поэтов, как Клюев, с Есениным непонятно – убили его или нет, Васильев. На самом деле, эта жертва традиции, которую принесли советские комиссары, советские новаторы в угоду модернизации, она не была случайной.
Для того чтобы осуществить переход от аграрного, сельского, традиционного, религиозного общества, основанного на принципах религиозности, общинности, древних культур, взаимопонимания, отчасти даже домостроевского начала к современным городским, промышленным типам необходимо уничтожить, может быть, самое глубокое, самое тайное и самое нежное, что делает народ народом, – это его идентичность. Поэтому в экономическом смысле переход от аграрного производства к промышленному безусловно несет с собой искоренение целого уклада, связанного с аграрным производством, который составлял идентичность нашего народа в течение тысячелетий почти неизменно. Не смотря на все реформы, русский народ жил, крестьянская община, был изначально народом-хлеборобом, и оставался таким до последнего момента, до прошлого столетия. Еще в начале 20-го столетия он был таким же, как в эпоху призвания Рюрика.
Следующий момент. С модернизацией понятно, мы ее осуществили, но Советский Союз споткнулся не на модернизации, а на том моменте, когда наша экономика должна была перейти к новому этапу. Чем мы заплатили за модернизацию? Мы по сути дела заплатили уничтожением села, мы отказали селу и аграрному производству в его самобытности, мы отказались его защищать, мы стремились его побыстрее соединить с городом. Помните тезис о сращивании города с деревней? Это не в пользу деревни, это в пользу города. Задача сращивания города с деревней означает превращение деревни в маленький город, а не наоборот. Это очень фундаментальный вопрос, поскольку это наступление города на деревню, а промышленности на аграрное или индустриального уклада на аграрный уклад.
Конечно, были положительные стороны, но нельзя забывать и о совершенно катастрофических последствиях – уничтожение русского крестьянства и вообще уничтожение крестьянств народов России, которое составляло основу нашего народа, и которое по инерции продолжается сейчас. То катастрофическое состояние, в котором сейчас находится наше село, - это вымирающие и спивающиеся деревни, разложенный культурный ансамбль, люди либо спиваются, либо мечтают попасть в город, чтобы бродить по его грязным обочинам или смотреть на проезжающие мимо иномарки, открыв рот, конечно, это чудовищный тренд, чудовищная тенденция, которую мы совершенно не преодолели и о которой надо фундаментально задуматься, когда мы сейчас говорим о новом развитии экономики.
Какую экономику надо строить в России? Если мы скажем модернизации «да», если мы не посмотрим на ее темные стороны, у нас не будет села. Это не просто технический термин, что у нас не будет сельского хозяйства, у нас не будет гораздо большего, чем сельского хозяйства. В конечном итоге продукты можно закупать в Турции или Грузии, в Африке, там они дешевые, но не в продуктах даже дело. Хотя стоит нам прервать производить эти продукты, у нас народ начнет голодать. Но это тоже непринципиально, каким-то образом можно решить этот вопрос.
Самое главное, что теряя село, теряя деревни, теряя сельский быт и сельскую жизнь, мы теряем контакт людей с землей, мы теряем русский дух. После этого уже нечего нам будет противопоставить глобализации и космополитизму, который на нас нападает. Города гораздо менее национальны, чем деревенские поселки, сельцы, деревни, погосты. Мы это утрачиваем на глазах. Позитивную сторону модернизации видели, а негативную при Советской власти как-то не замечали, кроме таких замечательных писателей-почвенников, как Распутин. Сейчас должны обратить внимание. Если продолжать говорить прогрессу «да», городу «да», то мы рискуем потерять не только деревню, не только наш аграрный сектор, но народ, народ в его самом фундаментальном, вечном и нравственном, духовном смысле.
Второй вопрос. Хорошо, Советский Союз модернизировал, но почему же он тогда в 80-е годы так позорно экономически рухнул, растекся, куда-то самоустранился из конкуренции с Западом, поднял руки, завизжал: «Дайте нам гуманитарную помощь!»? Это была ужасная драма, это было страшно и позорно эти годы наблюдать. Тогда в чем была проблема? В том, что модернизацию мы осуществили, а вот постмодернизацию мы осуществить самостоятельно не смогли. Таким образом, постмодернизация или постиндустриальное общество, к которому Запад худо-бедно, пройдя свои витки модернизации, совершенно по-другому, с гораздо меньшими издержками все-таки дошел, и в какой-то момент - в 70-80-е годы начался новый экономический цикл – постиндустриальное общество, которое характеризуется следующими вещами: промышленность в постиндустриальном обществе подвергается практически той же судьбе, что и аграрное производство в эпоху модернизации и индустриализации, промышленность становится несущественной. Развивается финансовый сектор, биржевой сектор, фондовые биржи, ценные бумаги, рынок услуг – и этот так называемый третичный постиндустриальный сектор, в который входят как сферы новой экономики, высоких технологий, так и адвокатские услуги, просто сервис, визажисты, массажисты, огромное количество жителей гламурных тусовок, которые ничем не занимаются, просто просиживают с вечера до утра в ночных дорогих клубах, тратят деньги, меняют пол, делают депиляцию. Это огромное количество бессмысленных гламурных придурков бесконечно растет в экономике постиндустриального общества, потому что промышленность, традиционный пролетариат, менеджмент уходит в третий мир, это явление называется деглокализацией. И представители таких неощутимых, но довольно-таки спекулятивных профессий – брокеры, которые торгуют воздухом, неизвестно чем, фьючерсными рынками, спекулянты, пиарщики, бесконечное количество проходимцев, которые фактически создают мыльные пузыри на пустом месте, они заполняют собой экономическое пространство.
В первую очередь отличительной чертой постиндустриального общества является развитие спекулятивного капитала и такое раздувание финансовых пузырей, которое бесконечно превосходит те финансы, те средства, те экономические инструменты, потенциал которых задействован в реальном секторе экономики, т. е. в индустрии. Индустрией можно теперь пренебречь, как можно было пренебречь в эпоху индустриализации сельскохозяйственным сектором.
Итак, Советский Союз, который в 80-е годы вступил в неудачную для себя конфронтацию в экономической сфере с Западом, не смог осуществить перехода от модернизации к постиндустриальному обществу. Вначале Горбачев сказал: «Дайте нам ваше постиндустриальное общество». Тогда был Гавриил Попов, вот сейчас слушаешь, что они тогда говорили, - совершенно безумные люди, как могли шизофреники управлять такой страной? Неудивительно, конечно, что они ее развалили, но как другие не видели, что рядом с ними совершенно больные люди? Они говорили: «Давайте попросим у Запада рецептов постмодернизации, сдадимся, и у нас все будет хорошо, мы сделаем следующий шаг». Совершенно забывая о том, что логика развития общества имеет совершенно парадоксальную основу, в каждой стране, в каждой территории она совершенно самостоятельная, тем более, забывая о том, что нас с Западом разделяет не только идеологические противоречия, но и глубинные, неснимаемые, многовековые геополитические конфликты. Так он нам и дал рецепты постмодернизации, хотя он нам их дал и они стали успешно разлагать наше общество, ведь на самом деле младореформаторы действительно позаимствовали очень много у постиндустриальной модели. Например, идею, что необходимо поставить крест на производстве.
Идея разрушения производства национального, разворовывание индустрии и вытягивание из нее наиболее смачных кусков, а на остальное не обращать внимание, погрузившись либо в финансовые сферы, либо в транснациональные корпорации, продавая им все, что у нас было более или менее ликвидно, эдакая комиссия по банкротству, а по-человечески говоря, по мародерству, - так они поняли постиндустриальное общество, но некоторые такие отрицательные, теневые стороны постиндустриализации они очень быстро ухватили. Как дети иногда: все что ты хорошее им говоришь, как об стенку горох, а стоит им увидеть, что какой-нибудь мальчик ковыряет в носу и визжит, они сразу начинают повторять. Так наши олигархи и политическая элита 90-х годов безусловные позитивные стороны Запада игнорировали вообще, а брали у него только какие-то пороки, например, расцвет гомосексуализма, порнографии, цинизма, - это прививалось. И из постиндустриальности тоже наши деятели 90-х взяли самые отвратительные стороны, в частности, циничную культуру, идею глобализации, что можно жить в Куршавеле или в Лондоне, проводить свое время, а страну использовать только для того, чтобы обдирать, отсутствие инвестиций в производство, сохранялось только то, что давало сиюминутную баснословную прибыль, или просто кралось и растаскивалось на запчасти. Потом продавали эти заводы, эти рейдерские 90-е годы на Урале да и во всей стране.
Сейчас в России, несмотря на то, что у нас дикий подъем, у нас все хорошо, это связано не с экономикой, это связано с политическим курсом Путина. Дело в том, что Президент смог ограничить то безобразие, тот беспредел, что олигархические верхушки, крупный частный бизнес захватил в свои руки и поставил большую часть населения в позицию рабов, обслуживающих интересы этой маленькой группки олигархов. Путин просто вернул вещи на свои места, он сказал: «Все, что приносит прибыль за счет страны, за счет недр, за счет территории, народа и государства, будьте любезны, верните назад!» Очень они ерепенились, очень не хотели этого. В первую очередь, верните политическую власть, а потом начинайте возвращать и те монополии, которые в эпоху неразберихи вам попали в руки.
Дело «Юкоса», я думаю, что на этом все не кончится, и те олигархи, которые думали, что пересидят Путина, сейчас почесываются, понимая, что Путин никуда не уходит после марта 2008-го года, а может, еще как-то по-другому решат, во всяком случае, Путин просто никуда не уходит и во главе парламентской фракции, во главе правительства при совершенно идеологически близком партнере, таком единомышленнике в качестве следующего президента, которым, как мы полагаем, будет Зубков – нынешний премьер-министр.
При такой системе все будет идти в таком же направлении, но это еще не значит, что в России появится экономика, у ворья отберут то, что они украли на предыдущем этапе у народа, у населения, у государства, у истории наших предков, у недр, но еще не понятно, какую экономику строить. И вот тут мы сталкиваемся с тем моментом, что если мы будем проводить индустриальную политику, т. е. вернемся к тому, что делал Сталин, понятно, другими методами, приблизительно в 30-е годы, мы встанем на путь догоняющего развития. По этому пути, кстати, идут многие азиатские страны: Турция, Пакистан, Индия, Китай в огромной степени и другие страны тихоокеанского региона, даже Бразилия, другие латиноамериканские страны, Нигерия среди африканских.
Если мы так сделаем, то опять пойдем по тому же кругу с приблизительно таким же результатом, придется в какой-то момент, даже если мы потратим на это какие-то колоссальные усилия, переходить в постиндустриальную сферу. При этом мы окончательно угробим русский народ, сельское хозяйство, поскольку модернизация требует постоянной пролетаризации населения. Если попробовать перейти к постиндустриальному обществу, т.е. тоже расплодить финансистов, визажистов, игроков на биржах, как в Америке, где 70% населения занято в третичном секторе. Обратите внимание: 70% населения Америки работают по какой-то модели, которая не связана с конкретным традиционным производство, т.е. ни аграрным, ни промышленным. Что же эти 70% людей делают? Они чистят уши, кого-то обслуживают, выщипывают ресницы, позируют перед фотографами, набирают корявыми пальчиками адреса сайтов и думают, что они полноценно живут экономической жизнью. И действительно, поскольку в этой сфере финансовой экономики вращаются огромные средства, в значительной части фиктивные, то покупая акции или какие-то бумаги, являются мыльным пузырем.
Эта новая постиндустриальная экономика создает иллюзию, что она успешна, что это следующий шаг постиндустриального развития, но основана она на соплях. Одновременно в эту иллюзию инвестируется колоссальное количество энергии, так вот мы можем пойти и по этому пути, по пути постиндустриализации. Тогда нам не надо восстанавливать нашу промышленность, о селе можно вообще забыть. Тогда речь пойдет даже не о городском типе экономики, а о такой виртуальной экономике, экономике, помещенной в пиаровские проекты. Утверждается некий факт, что такая-то корпорация обладает огромным потенциалом, например. высокими технологиями, как компания Yahoo. В 1000 раз ее рыночная капитализация превышает реальное производство, т.е. если продать все, что принадлежит этой компании, мы получим 1/1000 того, сколько стоит совокупность акций компании Yahoo. Вот это типичный пример постиндустриального общества.
Это общество спектакля, где люди вкладывают огромные деньги в такие визуальные образы, образы надежды, т. е. платят за собственные психические расстройства. А эти психические расстройства умело эксплуатируются, систематизируются верхушкой того, что современный экономист Лютвак называет турбокапитализмом. Сидит кучка турбокапиталистов, которые просто надрывают живот от доверчивости идиотских масс, которые покупают бренды, за которыми ничего не стоит, прилагают огромнейшие усилия в погоне за новейшей нашивкой, принципиально ничего не означающей.
Мы можем пойти и в этом направлении, но мы не можем вернуться и к аграрному обществу, мы не можем продолжить модернизацию в том ключе, в котором мы проводили ее весь двадцатый век и бросок в постиндустриальное общество ничем хорошим нам может не обернуться. Мало того, что это не так просто – перейти туда, но вопрос в том – нужно ли? Вот и торгуем нефтью, это понятная вещь, но это не экономика. А вот что делать с этими тремя укладами, которые у нас все-таки еще остались: есть у нас еще и сельское хозяйство, есть у нас и промышленность, есть и финансовые сектора, связанные с финансовым сектором, т.е. сектора, которые могут иметь отношение к глобальной постиндустриальной модели, все эти элементы есть. Но как их соотнести?
На мой взгляд, наиболее важно для новой экономики, которую нам в какой-то момент все-таки придется строить, нужно отлично торговать, распределять, еще у олигархов забрали, людям отдали, в армию инвестировали. Практически задача минимум, задача спасения, задача МЧС Путиным за два срока выполнена. Он получил кошмар, он этот кошмар привел в порядок, он вывел все на нулевой старт – Россия великая и уважаемая страна с хорошей конъюнктурой цен на нефть, но у нас нет проекта будущего. А у кого нет проекта, у того и будущего нет. Зато у нас есть настоящее, потому что при Ельцине если бы так все продлилось, у нас бы и настоящего не было. Теперь Путин нам как бы отвоевал, вернул, дал, подарил настоящее, просто потому, что наш народ это заслужил, и теперь надо думать о будущем.
В настоящем у России все неплохо, катастрофических процессов в экономике нет, но если мы не выработаем позитивного плана, как выработать эти стратегии по отношению к первичному сектору – к аграрному, как поступить с нашей промышленностью и какие аспекты этой промышленности развивать и каким образом, с каким фильтром и в каком качестве вступать в постиндустриальные отношения с глобальными сетями, - без этого, конечно, мы будем топтаться на месте, это даст и отрицательный депрессивный результат. Может дать довольно быстро. Нам необходим экономический проект, необходима экономическая модель, экономическое творчество. Совершенно очевидно, что ни советская плеяда экономистов, может, они и хорошие люди и в заводах понимали в своих, но в экономике не понимали ничего, иначе они не допустили бы такого безумного удара, который нанесли либералы.
Либералы еще отвратительнее, потому что если старенькие советские экономисты хотя бы в технике разбираются, а в экономике не смыслят ничего, то либералы, нахватавшись западных моделей, вообще не соотнесли это ни с конкретикой российской экономики, ни с историческими циклами, не поняли ни сам нерв либеральной мысли, которая в первую очередь основана на честности. Ходорковский сейчас сидит, у него есть время подумать, он стал писать, что в основе либерализма лежит мораль. Правильно, кстати, написал. Зато на «Эхо Москвы» говорят: «Наши либералы, которые еще не сидят, его б не поняли. Он написал так, потому что его посадили». В том-то и разница между сидящим и несидящим либералом или еще несидящим либералом. Сидящий либерал осознает, что смысл либерализма в морали и что плохо обманывать, быть циником и не отвечать за свои слова, совершать похищения и убийства людей ради наживы. А несидящие либералы еще этого не понимают. Я думаю, что не стоит повторять судьбу Ходорковского, а нужно прислушаться, что в основе либеральной экономики лежит мораль, причем индивидуалистическая мораль. Но у нас нет ни такой морали, ни индивидуализма в обществе и культуре, поэтому либерализм у нас ни при каких обстоятельствах не проходил и не пройдет, это была абсолютно безответственная попытка.
Сейчас мы стоим перед очень интересной темой, что ни советские экономические модели, связанные исключительно с индустриальным периодом, Маркс дальше индустриального периода не мыслил, и только в своих набросках, которые нашли уже после его смерти, он писал о реальной доминации капитала. Очень интересно, он говорил, что если не произойдет пролетарских социалистических революций, то капитал сможет стать совершенно новым субъектом истории, он полностью растворит в себе рабочий класс и начнется чудовищная реальность, которая действительно уже началась в капиталистическом Западе в постиндустриальном обществе, в обществе спектакля, как говорил Ги Дебор. Но западные марксисты об этом думали, а советские нет, эти вещи были абсолютно не поняты и не признаны, а потом Маркса затвердили до такой степени, что просто перестали понимать смысл его слов. Если часто повторять одно и тоже слово, оно теряет смысл. Попробуйте – произнесите, на 20-й, 30-й или 100-й раз вы уж точно перестанете понимать значение слова. Например, слово стакан, если его произнести раз 100, то вы перестанете понимать, что это за странное сочетание звуков. Если у вас психика слабая, то не пытайтесь проделать этот эксперимент. С марксизмом поступили точно также, когда говорили-говорили, утверждали, потрясали кулаками, а когда пришло испытание – появились несколько совершенно чудовищных хануриков с примитивными, искореженными идеями либерализма, все марксисты просто сдались, и им нечего было ответить. Значит, вот так они «застаканились», так они заговорились, повторяя одно и то же, они упустили смысл.
Так какую же нам сейчас строить экономику? Советская – неприемлема, либеральная – категорически не соответствует нашему опыту, так какую же? Не так уж много в истории теорий и экономических школ для того, чтобы взять за основу. Но я полагаю, что самое главное для России – это сочетание трех стратегий развития. Мы не можем заниматься ни архаизацией, к этому никто и не призывает, хотя именно потому, что никто не призывает – по советской инерции, в принципе, село возрождать надо, и людей в село возвращать надо, иначе мы потеряем народ. Хорошо, аграризация, в теории нет, но полезная была бы вещь.
Дальше, индустриализация – если мы полностью откажемся от национальной промышленности, мы попадем в зависимость от внешних сил, соответственно, нельзя полностью отказываться, где-то надо развивать и национальную промышленность, причем надо продумать – где именно, где можно государству предоставить поле для деятельности, а где можно предоставить это естественному развитию рыночных отношений, фундаменталу спроса и предложения.
И конечно, мы в переплетенном экономически мире не можем игнорировать и постиндустриальные отношения, но в них надо отслоить от общего пафоса, от тостов, от гаджетов. Хотя русские люди очень любят повторять слова, которые они не понимают, и слово постиндустриальный становится уже таким, демократия, например, до такой степени загадили понятие демократии, что сегодня уже стыдно его произносить. На самом деле и постиндустриальные проекты каким-то образом связаны с нашей жизнью и отвечают вызовам времени. Надо это иерархизировать, привести в порядок, подчинить национальным интересам, продумать – вот колоссальная задача для правительства Зубкова, для правительства следующего периода.
Политические задачи мы уже решили, геополитические многие решили, статус наш восстановлен, а вот экономической серьезной программы, теории нет. Я думаю, выработкой этого нового проекта экономики, в котором будут учтены все три сектора, с сохранением и возрождением села, с частичным развитием индустриального сектора, с частичным, избирательным, продуманным заимствованием постиндустриальных технологий – вот из такой комбинации должна возникнуть новая экономическая программа.
