Сразу хочется сказать, что Россия традиционно живет в монархическом политическом устройстве. Вначале монархом был Великий князь, тогда он был еще первым среди равных, но уже владелец Киевского престола считался главным среди других удельных князей. С первых шагов власть Киевского князя стала утверждаться именно как монархическая система. Он был безусловным вождем народа, он, конечно, был связан династическими узами с другими князьями, с правящим классом, но постепенно именно он становился синонимом всей нашей политической государственности и нашего народа.
Очень интересная вещь – в древности существовало такое отношение даже к князьям, не только к царям и великим императорам, князья воспринимались одновременно и как собирательный образ народа, как воплощение народной личности, персонификация тех, кем эти князья правят, а с другой стороны, эти князья отождествлялись с ангелами народов. В древней иудаистской традиции, которая в большой степени перешла в христианство, утверждалась идея, что у каждого народа есть свой ангел. Народов тогда насчитывали 72, и у каждого народа, как у каждого человека, есть свой ангел-хранитель, получаемый в ходе святого крещения. Вхождение народа в историю означает, что у него появился ангел-хранитель. Так вот этот ангел воплощался в фигуре князя. Таким образом, князь был посредником между народом и высшими силами, был персонифицированным носителем судьбы народа, судьбы его миссии, поэтому звание князя, Великого князя, имело в себе священный характер.
Монархии традиционно всегда были священны и до христианства, и после него обряд помазания царя с архиереями и патриархом стал основой освещения власти. Монархия – принцип священный, в монархии «горнее» смыкается с «дольним», земное с божественным. Фигура священного монарха мыслилась всегда как фигура медиатора, посредником между горизонтальным и вертикальным планами, между землей и небом, и в каком-то смысле он сам был предстоятелем пред высшими силами за свой народ и посланником высших сил к народу. Отсюда такое почитание царей в традиционном обществе, даже в некоторых случаях, например, в восточных обществах, монархи, князья или даже вожди племен рассматривались как ответственные за космическое состояние, т.е. они всячески ублажались подданными и считалось, что при хорошем царе все в порядке, идет дождь, урожай хороший, цены на нефть и газ растут, если говорить о современности.
Тогда ведь тоже была какая-то рыночная конъюнктура – цены на свиней, на просо, на маис, на рис. Народ и племя собирали урожай, дичь ловилась, запасы пополнялись регулярно, народ прибывал и все было нормально, потому что царь был правильный. Но в некоторых случаях монархов, когда землю терзала многолетняя засуха или начиналась серия катастроф, тогда таких монархов убивали, т.к. считали, что дело в нем, в этом посреднике.
Это очень фундаментальная вещь – представление о священной монархии, предстоятеле со стороны Земли и предстоятеле со стороны небес, эта фигура, находящегося над людьми, но под небом, Богом, священного монарха очень глубоко укоренено в нашем сознании. Эти священные мифологические монархи, которые в то время назывались понтификами. Еще до того, как термин понтифик стал применяться к Папе Римскому, раньше в дохристианскую эпоху этим термином именовались Римские императоры. Это означало строитель мостов: «понт» – это мост, «фацере» – делать, т.е. делатель мостов. Мостов между кем и кем? Царь является строителем мостов между небом и землей, он и является этим мостом, он созидает мост и он им является. Поэтому принцип священной монархии глубоко укоренен в нашей истории, в нашем бессознательном, в наших мифах, сказках, в нашей культуре.
В русской истории этот древнейший принцип священной монархии, начиная с Великих Киевских князей, с первых шагов русской государственности стал обретать исторические черты, стал воплощаться в династию Рюриковичей, лег в основу их почитания, служения Рюриковичам со стороны народа в течение долгих лет, почти 700 лет. Эта династия дала основу всего нашего политического класса, и княжеские рода составили основу традиционной русской элиты. Народ им служил, но и они выполняли свою функцию, не только наслаждаясь теми возможностями, которые давала власть, но и беря на себя ответственность за народ, за историю, за государство, за культуру, за язык, за племя, за церковь перед историей! Стоя над народом, они не просто его защищали, были менеджерами, нанятыми этим народом, они были плоть от плоти этого народа, были воплощением его духа, были его персонификацией.
Начиная с киевского периода, представление о священно монархе начало складываться в русском народе, в русской истории, наслаиваясь явно на еще более древние следы и сюжеты священной истории, от которой нам остались только предания, только отдельные сюжеты в нашем фольклоре, в мифах, сказках, образах и т.д. После Киевской государственности все это стало исторической явью, стало нашей политической судьбой, а в 15-м веке, когда пала и Золотая Орда, и Византия, речь шла не только о Великом князе, его фигуре, речь шла о царе, императоре православной империи, который имел вообще особое, нарочитое значение в рамках русской православной традиции, этот монарх, цезарь, император был приравнен к тому загадочному персонажу из второго послания святого апостола к салоникийцам, где говорится о Катехане, об удерживающем, держащем, той фигуре, которая препятствует приходу в мир антихриста. Когда Императорское достоинство, царское достоинство перешло на русских князей, которые стали русскими царями, считается, что Иван Грозный был первым коронован, уже Иван Третий назывался царем, с этого момента сакрализация русской монархии достигла своего пика в самом прямом смысле и стала Третьим Римом, последним оплотом истины, последним оплотом святости в отпадающем от христианства мире с точки зрения православного взгляда на историю, тогда священный характер русской монархии расцвел полным цветом.
16-й век, время правления Грозного показал и высоты полной сакрализации русской монархии, а с другой стороны, те зловещие стороны, которые она в себе содержит.
Не случайно Иван Грозный был величайшим деятелем нашей истории, он написал канон Ангелу Грозному, Ангелу смерти, потому что он очень ясно и точно субъективно переживал это состояние нахождения себя с одной стороны как предстоятеля за народ перед историей, перед Богом, перед фундаментальными вещами, такими как жизнь, смерть, избранничество и падение, грех и святость. А, с другой стороны, он, конечно, осознавал свою миссию перед лицом этого народа, не щадил своих сил для увеличения территории, для защиты нашей государственности и, в общем, увеличил территорию нашей страны в некоторое количество раз.
Да, не все ему удавалось, в первый период ему откровенно очень везло, его правление было окрашено героическими тонами, столько сделал блага, столько фундаментальных, неотъемлемых, судьбоносных завоеваний, второй период окрашен печалью, трагедией, болью. Но боль и трагедия, а подчас порок и грех в лице священных монархов приобретает совершенно иное значение, чем для простых смертных. Преступление монарха – это не преступление человека, а это, если угодно, некий фундаментальный жест, который потом имеет космический, вселенский резонанс.
Монархия длилась и после раскола, она продолжалась и при таких светских монархах, как Петр Первый или Екатерина Великая. Хотя эта подоплека Катехана – хранителя православной империи, начиная с Петра, стала забываться, тем не менее, народ воспринимал и последующих монархов, вплоть до последнего нашего царя Николая Второго, как священные фигуры.
Советский период не был исключением. Мы трактовали советских вождей именно как красных монархов. Только так для русского человека было естественно осмыслять советский период истории с опорой на собственные архетипы, с опорой на те глубинные модели, которые нам стали привычны в течение долгих веков.
Мы продолжаем говорить о священном принципе монархии. О назначении Зубкова премьером. Так вот, вся наша история прошла в параметре монархического мировоззрения, мы сакрализировали тех царей, которые и сами сознавали свою сакральную миссию в эпоху московского царства. Мы сакрализировали тех царей, которые считали себя светскими и просвещенными людьми, такими как царица Екатерина Великая, мы точно также стали сакрализировать и советских вождей. Культ личности – это совершенно не какое-то новое советское явление, культ личности – это культ священного монарха. И к Сталину мы относились как к предстоятелю за советский народ перед силами истории, по-другому оформленными, без прямого обращения к религии.
Можно сделать следующий вывод: если мы почти тысячелетие, а может и больше, жили в условиях монархии, сакрализировали власть, рассматривали фигуру нашего предстоятеля, предводителя как существо более высокое, чем человек. В этом существе видели некий архетип. Интересно, в церкви во время обряда венчания над человеком, вступающим в брак, держат корону и уподобляют его в словах священника царю Давиду. Эта идея брака проявляет то царское достоинство, которым облечен каждый человек, каждый православный христианин. И в момент таинства, а брак – это таинство для православных людей, это царское достоинство обнаруживается.
Так вот, как каждый православный человек в каком-то смысле царь, царь, призванный повелевать своей семьей, своим домом, своими пороками, воспитывать в себе добродетель, так и царь в обществе или вождь в обществе также призван воплощать в себе идеал человека. Царь – это всечеловек, и в этом смысле, являясь архетипом человека, он выше, чем каждый отдельный человек, в то же время в нем человеческое проецируется в небо. Небесное сгущается до человеческой формы. Как мы понимали священную монархию, так всегда толковали нашу политическую систему, когда это ложилось на официально принятые догмы и тогда, когда это было романтическим чувством светских правителей Романовской династии, особенно поздних. И даже тогда, когда речь шла об атеистическом обществе.
Совершенно не надо удивляться, что точно так же мы относимся и к современной России. Особенно, когда эпоха правления Ельцина считалось, что он тоже был царем, к нему тоже относились, как к царю, неудачному, плохому: территория России сокращалась, велись жуткие войны, засуха, нас преследовала пятая колонна, которая внедрилась и стала верещать: «Запад нас спасет и нам поможет» - это был очень плохой царь, но он был царь. Поэтому он назначил преемника, совершенно в духе монархии, а дальше нам повезло, пришел хороший правитель, если угодно, монарх, предводитель, вождь, президент, который восстановил некий баланс.
И вот сейчас он назначает себе преемника, страна замерла в ожидании, поскольку речь идет даже не столько об историческом повороте, речь идет даже о каком-то состоянии Вселенной, русской вселенной, потому что понятие священного царя связано со стихиями, с некими тонкими изменениями в окружающей среде. Вот эта священная природа монархического начала, конечно, заставляет всех нас сейчас ежиться, содрогаться от того, что же будет у нас с преемником, как эту проблему преемничества президент Путин в условиях демократии (советские условия были еще дальше от наших национальных традиций, но, тем не менее, даже тогда монархические принципы по сути восстановились).
Можно, кстати, заметить такую вещь: демократия монархическому принципу совершенно не помеха. Вспомним, откуда возникла традиционная французская конституция? Монтескье ее списал с английской, но английская конституция предполагала монарха, ограничивала и утверждала полномочия монарха. Поскольку французы решили пойти дальше, то они заменили монарха на президента. Есть даже такие целые политические устройства, где нет президентов, тоже демократические. Но на самом деле этот централистский, который в Англии, сочетаясь с демократией, воплощался в королях, а сейчас воплощен в английской королеве, во Франции был перенесен на президента. На самом деле, копируя демократию с монархом в Англии, монарха заменили на президента.
Поэтому с точки зрения европейской истории президент и есть монарх, фигура, которая его замещает. Эта глава исполнительной власти – премьер-министр, глава представительской власти – спикер парламента, глава судебной власти – председатель конституционного суда или верховного суда, в разных странах это по-разному, но над всем этим в президентских республиках президент, выполняя роль монарха.
Да, сегодня Россия – не сакральная монархия, нет обряда помазанничества, нет династического преемства, что составляло основу традиционной монархии. Типология, структура монархическая в нашем обществе полностью сохранилась, поэтому мы говорим о преемственности в династическо-идеологическом смысле.
Путин, безусловно совпав с нашим ожиданием, принеся нашей стране фундаментальные изменения к лучшему, обязан продлить свой род в духовном, политическом смысле, он обязан продолжить все это. Он начал делать замечательные вещи, он снискал полную поддержку нашего народа, кроме горстки вечно всем недовольных или просто в плохом настроении людей или врагов России, внутренних и внешних, их существование вообще не должно нас волновать, это их проблемы. Кто к нам с мечом или со злыми умыслами, насмешками, тот также и закончит. Это мы уже проходили много раз, русских так просто не взять.
Так вот, Путин когда начал действительно восстанавливать страну, ему приходится по демократическим формальностям передвигаться на какое-то место, и нас всех заботит, чтобы эта монархическая линия, его курс правления не прервался, чтобы он продолжался. Как? Уж тут трудно сказать. Лучше всего было бы подправить немножко демократию, сказав: «Знаете, коллеги, поскольку народу явно это и нужно, у меня все получается, от добра добра не ищут, можно и третий срок еще, а может, и четвертый, и пятый». Народ бы только вздохнул, занялись бы чем-нибудь другим, чем участием в этих довольно шумных, пустых, нелепых выборных компаниях. Но Путин решил по-другому, Путин решил остаться, но каким-то таким очень сложным образом, то ли через преемника, то ли через преемственность. Это осложняет дело, размывает наши монархические привычки, усложняет нам жизнь, но такое решение он принял. Хозяин – барин, мог бы и остаться, и народ был бы этому очень рад.
К сожалению, видимо он настаивает на этих формальностях, на легализме, на строгом соблюдении писаной нормы. Осуждать президента не следует в этом вопросе. Я, кстати, считаю, что и похвального ничего в этом нет. Потому что главное – история, главное – государство и народ. Если делается столько много хорошего для всех нас, то даже как-то нелепо сравнивать реальные исторические интересы и удачу, адекватность его монархического правления с какой-то формальной нормой, можно ее изменить. До этого не было никакой Конституции, была совершенно другая конституция, не в этом дело. Это не священная корова, ничего священного в Конституции нет. Священное есть в монархии, священное есть в истории, в народе, в государстве, в Конституции ничего священного нет, и в правовой системе – это рукотворные вещи. Оно и видоизменяется, в Конституцию вносятся поправки, существует парламент и определенная процедура.
Тем не менее, на этой неделе Путин назначил главой правительства Зубкова, и многие заговорили о том, что это и будет преемник. На самом деле, может быть и так, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы Путин был и дальше, и он обещал оказывать влияние на нашу историю. Но мы помним, как трагично проходили периоды двоевластия. Самый абсолютный монарх истории Иван Грозный, он тоже посадил на московский трон Семена Бикбулатовича, касимовского татарина знатного рода, а сам удалился в Александровскую слободу и стал во главе опричнины. Это тоже было такое испытание народа. Мне кажется, что это в каком-то смысле сейчас повторяет историю, появляется Семен Бикбулатович, послушный, четкий, преданный монарху, такой квазимонарх, облекается определенными полномочиями, но настоящий центр власти перемещается в опричнину, перемещается в Александровскую слободу. Сейчас это может быть на Рублевку или куда переместится Путин.
Создается с одной стороны понятная ситуация, потому что монархический принцип сохраняется, Путин остается президентом. Мы настолько уже свыклись с идеей, что Путин – президент, что Путина как не-президента нам трудно мыслить. Для нас оптимально сочетается его пост и его личность, на данном историческом этапе лучше не придумаешь, поэтому мы долго будем отвыкать от словосочетания «президент Путин». Так вот, президент Путин отправляется в свою Александровскую слободу, а его преемник будет какое-то время занимать его место в Кремле пока, надеюсь, он не вернется. Это создаст фундаментальную проблему.
Вообще, правление Путина восстановило три величайшие вещи: во-первых, оно восстановило территориальную целостность государства, и, соответственно, предотвратило развал России, сделало Россию державой, с которой все опять считаются, как раньше или как всегда.
Каждый русский монарх выполнял или должен был выполнять эту функцию, кто не выполнял, тех покрывали презрением и позором потомки. Монархи увеличивали и укрепляли нашу мощь, воюя с нашими врагами увеличивая наше могущество, наш потенциал. Путин продолжил в этом же направлении, чем заслужил себе совершенно закономерное признание. Путин по сути дела предотвратил социальный раскол в обществе, примирил разные направления в нашем народе на базе патриотизма. Патриотизм объединил и левых, и тех, кто хочет прогресса, и частной собственности, и рынка, они все в целом поддержали Путина и Путин восстановил преемственность, которая чуть не была разорвана молодыми реформаторами в 90-е годы.
