Тема "труда", "хозяйственности" принадлежит к этой категории: мы не найдем в православном учении категорических установок на этот счет, но тем не менее, внимательное изучение этой темы позволяет сделать некоторые выводы о том, как понимается труд в Православии.
2. Домостроительство
Греческий термин "экономика" означал изначально "учение об организации дома, места" (от греческого слова “oikoz”(дом) и “nomoz”(«устройство», «надел», «удел»).
На русский язык оно переводилось как "домостроительство" или "домострой". Данным термином часто пользовались святые отцы и церковные учителя применительно к самым высоким предметам богословия. Так, в частности, широко употребительным выражением было "домостроительство спасения" или "экономика спасения". Под этим понималась некая совокупность разумной организации духовного пути человека, описывались закономерности и этапы самосовершенствования и христианской жизни. В "домостроительстве" христианин призывался к активной созидательной деятельности, которая бала бы необходимой, но еще недостаточной для того, чтобы спасти душу. Согласно православному учению о "синергии", "со-действии" в деле спасения должны гармонично сочетаться творческая активность самого человека и благодатный дар, основанный на божественном произволении. Человеческая составляющая устроения своего спасения и называлась "экономикой", разумной планомерной организации христианского бытия, являясь рационализацией усилий, предпринимаемых на этом пути.
Но термин "домостроительство" как показывает современный богослов Владимир Лосский применялось отцами и в их умозрении самих Божественных Лиц. Более того, речь шла о "домостроительстве", "т.е. экономике" свойственном каждому из них, что никак не нарушает единство самой Пресвятой Троицы. Домостроительство Бога-Отца есть творение, домостроительство Бога-Сына -- спасение, домостроительство Бога-Духа Святаго -- утешение и преображение, хотя все Лица соприсутствуют и соучаствуют в делах каждого из Них.
Мы видим, что, по мнению святых отцов, даже само высшее Божество, Пресвятая Троица трудится, действует, участвует в организационном, созидательном процессе бытия.
Именно в этих двух примерах следует искать истоки православного понимания природы труда и трудовой деятельности.
Труд, понимаемый таким образом, имеет в своей сути священный характер, это состояние усилия, деятельности, разумной организации, которое лежит в основе бытия -- которое создано, спасено и преображено благодаря Труду.
Труд в такой перспективе приобретает ценностное, священное значение, наделяется самостоятельным бытийным и сотериологическим, спасительным весом.
В истоках православного представления об экономике лежит, таким образом, идея о священной, спасительной, преображающей природе труда.
3. Труд как самоценность
Важно заметить, что представление о труде как о ценности и священном явлении делает его отчасти самодостаточным, первичным по отношению к представлению об его оплате, о компенсации, о стяжании в его результате какого-то эквивалента.
Пример с "домостроительством" Лиц Пресвятой Троицы убедительно показывает: труд есть свободный волевой дар и одновременно жертва. Труд как священная самоценность лежит в основе порождения ценности, причем ценности возникают в процессе труда только потому, что труд ценен сам по себе, а не потому, что он имеет прикладной, прагматический характер.
Так формируется важнейшее православное представление: труд ценнее оплаты за него, труд является не столько печальной необходимостью, сколько свободным волеизъявлением. Труд не следствие дефицита, недостатка, изъяна, сколько проявление переизбытка, силы, волевой свободной мощи. Труд не дело слабых, несчастных и униженных, но свободных, счастливых и благородных.
Усилия, затрачиваемые на труд, не являются в таком случае энтропией, они обязательно учитываются на высшем духовном уровне, вписываясь в структуры Божественного Промысла. Труд возвышает личность, а не изматывает ее. Усталость от труда экзальтируется в стихии праздника: праздник не просто отдых, это перевод свободного делания в высшее экстатическое восторженное измерение.
Трудовые усилия имеют качественный, а не количественный характер. Если немощный или бедный человек отдает во имя благой цели большую часть того, что он имеет, это -- как в известной притче о таланте вдовицы -- становится великим подвигом, который получает достойную оценку независимо от величины лепты. Искренняя пожертвованная малая лепта может обернутся спасением души; большие труды и милости, осуществленные с нечистыми помыслами лишь усугубят ужас падения и расплаты.
Идея оплаты труда в православной экономике основывается не на идее приблизительного эквивалента усилий и цены, но на идее взаимодарения: и тот, кто работает, и кто тот платит, оба совершают жертвенный акт, который не может быть, строго говоря, количественно оценен. Мерилом труда выступает очень тонкая материя -- чувство справедливости, которое в силу своей нравственной природы противится четкой формализации. Приблизительность и неконкретность этого критерия, привлекающего к решению материального уравнения духовный фактор, в значительной степени свойственно другим сторонам восточно-христианской культуры, которая избегает четких и строгих формализаций, механических формул, однозначных рационалистических рецептов и фиксированных сводов правил. Поступая так православная культура оставляет в сфере конкретного место для лучей духовного высшего мира.
Одним словом православная экономика есть в своих истоках экономика дара и экономика жертвы.
Трудовая деятельность и материальное преуспеяние являются интегральной частью общерусского национально-православного восточно-христианского идеала единого и неделимого благочестия, которое должно пронизывать все существование человека – от обрядово-ритуального до бытового. Православная духовность явление тотальное, не избирательное, она все проявления человека ориентирует к единой высшей цели.
Это православный архетип цельности.
5. Православие и капитализм
Позволю напомнить, что современная капиталистическая система хозяйствования -- и даже призванная оппонировать ей марксистская теория -- исходят из совершенно иных представлений о сущности хозяйства, природе труда, логике экономической сферы.
Эта система, как показали Макс Вебер и Вернер Зомбарт, является продуктом развития западно-христианской культуры, получившей окончательное воплощение в протестантизме и протестантской этике. Не углубляясь в подробности, скажу лишь, что вся структура отношения к труду в этом западно-христианском контексте является иной, чем у нас.
Труд видится здесь как следствие грехопадения, и следовательно, как зло, которое следует преодолеть. Имущественное неравенство представляется выражением божественной справедливости (откуда возникает представление о неимущем как о грешнике и свойственная либерализму "демонизация нищеты"). Рационализация отношений между затраченными усилиями и полученным результатом (в том числе и оплатой труда) является основным направлением развития экономической системы. Эксплуатация начинается не с присвоения прибавочной стоимости, но гораздо ранее: в низведении трудового процесса до уровня чисто материальной деятельности; ибо труд, лишенный высшего духовного смысла, лишенный сотериологического измерения, автоматически становится рабством. Работа для Господа и во имя спасения возвышает, работа на человека унижает.
Когда нам указывают на материальные преимущества западной модели экономики, нам вместе с результатами подспудно навязывают и критерии оценки -- с точки зрения протестантской этики, богатство и успех, рационализация деятельности и оптимизация производственного процесса действительно являются ценностями. Но для нас нет. В православной системе ценностей акценты расставлены совершенно иначе. Здесь жертвенность и справедливость явно перевешивают результативность и оптимизацию.
Поэтому совершенно не случайно в ХХ веке глубоко консервативный и во многом архаичный православный русский народ там много сил потратил на реализацию социалистической мечты: марксизм как западная антитеза либерально-буржуазной системе вошел в резонанс с базовыми часто полуосознанными представлениями о православном характере хозяйства. Однако этот страшный, но масштабный эксперимент окончился крахом, и возвращаться к нему вряд ли имеет смысл. Но вдуматься в его смысл явно стоит.
6. Чем может быть православная экономика в современных условиях?
Я убежден, что ответ на этот вопрос можно найти только в глубоком и непредвзятом анализе концептуального развития той экономической -- либерально-демократической -- модели, которая сегодня преобладает на Западе и во всем мире. В той мере, в какой мы будем некритически имитаторски следовать за процессами глобализации, мы будем неумолимо отдаляться от православного духа, от наших духовных и культурных корней. За эффективность, конкурентоспособность и вхождение в клуб "преуспевающих держав" нам придется заплатить такую цену, которая может оказаться еще выше той, что была заплачена за социалистический марксистский эксперимент.
Как минимум перед западно-либеральными экономическими моделями необходимо поставить определенный интеллектуальный, духовный, нравственный фильтр, возвести решетку национально-православной экспертизы. Сквозь эту решетку должно проходить лишь то из западного опыта, что является нейтральным, не противоречит основам нашего национального и религиозного миропонимания.
В отношении всего остального мы должны либо научиться дезактивировать заложенные в экономических методиках вредные вектора, либо отвергать их вовсе.
Идеально было бы подвергать каждое масштабное экономическое действие -- от реформы ЖКХ до вхождения в России в ВТО -- цивилизационной православной экспертизе, которая соотносила бы последствия решения с нашей глубинной "экономикой спасения".
А в перспективе следовало бы обосновать и развить самостоятельное учение о национальной экономике, о российской философии хозяйства, опираясь при этом не только на опыт отечественной истории, но и переосмысленный в нашем ключе на путь западных и восточных держав.
В развитии национального капитализма в России в конце XIX-XX века при внимательном рассмотрении также обнаружатся многочисленные примеры православного отношения к хозяйству. Крайне актуален опыт реформ графа Витте, который был продолжателем традиции немца Фридриха Листа, основателя теории «автаркии больших пространств», «таможенного союза» и «геополитического патернализма», который идеально подходил России в начале прошлого XX века и столь оптимально соответствует нашим целям и сейчас.
Другой пример национального хозяйствования: система купеческих фондов, где огромные средства тратились на социальные нужды рабочих.
Не менее достойно внимания участие православных фундаменталистов старообрядцев в экономическом развитии России. -- Здесь речь не просто о сохранении самобытности, но о совершенно особой хозяйственной этике, где баланс между личным и общественным решался на уровне вполне конкретной религиозно-трудовой общины (у истоков старообрядческого капитала стоят общинные сбережения, записывавшиеся из-за социально-экономических ограничений, наложенных на старообрядцев, на единоличного владельца, показным образом принимавшего господствующую веру).
Я убежден, что нынешняя полемика между сторонниками и противникам либерализма, в которой такими противниками как правило выступают представители коммунистического старо-советского лагеря, не даст никаких созидательных результатов. Необходимо ставить, формулировать и решать вопросы в совершено иной плоскости. И здесь плодотворнее всего было бы обратиться к полноте православного миросозерцания в поиске "третьего пути" для России -- ни либерал-капитализма, ни марксизма.
Солидарное общество свободных тружеников, этика созидания, принципы милосердия, взаимопомощи, сострадания и жертвенности в отношении слабых -- это должно стать нормой сбалансированной российской экономики будущего.
Как это ни парадоксально, но социальной справедливости, даже новой социальности если угодно, сегодня следует искать в током консервативном и традиционном явлении как Русское Православие.
И тогда мы не собьемся с пути.
