Статьи | Основы Евразийства | Дугин | ''Изоляция ?'' | статья | 1998

Изоляция ?

Агония либералов уводит нас от главного В настоящий момент в стране складывается новая политическая конфигурация, чьи очертания ускользают от нашего внимания из-за напряженной, истерической схватки между агонизирующими либералами, стремительно теряющими власть, влияние, финансовый потенциал, и мерным и неспешным лагерем "просвещенного патриотизма". Олигархи и медиакраты упорствуют, отчаянно пытаясь удержаться на плаву или дать решительный реванш. Но, невзирая на прощальный аккомпанемент "явно вчерашних", в объективном состоянии России, в ее хозяйственной инфраструктуре, в ее геополитическом статусе происходят необратимые перемены, по своему значению гораздо более серьезные, чем мучительное прощание с "молодыми реформаторами". Реальная проблема, перед которой стоит сегодня Россия, обладает именем. Изоляция. Если ранее "изоляция", "автаркия", "национальная самодостаточность" были политическими лозунгами радикальной оппозиции, противостоящей глобалистским тенденциям "реформаторов", стремившихся полностью открыть Россию перед Западом, то сегодня это не пожелание, но фактическое состояние дел. И отныне любой последовательный политический курс партий и движений, групп влияния или отраслевых лобби должен дать свой собственный ответ, каким образом следует относиться к изоляции России, как строить хозяйственную и политическую реальность в ситуации вынесения за скобки основных трендов мировой экономики?

То, чем последние годы либералы пугали не очень ясно соображающую общественность, свершилось, причем не через революционный приход к власти национал-патриотической оппозиции, а в результате серии действий самих либеральных политиков.

Самое время задуматься о содержании понятия "изоляция" применительно к России на пороге тысячелетия. Экономический гений Фридриха Листа Термин "изоляция" устойчиво сопровождается неким негативным понятийным фоном. Либералы успели вбить нам в голову, что "открытость" — это хорошо, а "изоляция" — плохо. В качестве положительного примера обычно приводятся рыночные экономические режимы, основанные на открытости и свободе торговли, им противопоставляются "тоталитарные государства", где царит если не нищета, то постоянный дефицит и заниженные нормы жизни. Отсюда делается поспешное отождествление: "открытость, глобализация — процветание, изоляция — нищета".

Но все далеко не так очевидно. Немецкий экономист прошлого века Фридрих Лист, оказавший колоссальное влияние на самых разнообразных экономистов и политиков (от Кейнса до Ратенау, Витте и Ленина), логически безупречно разбил либеральный тезис ( "открытость — добро, изоляционизм — зло") серией аргументов, настолько неопровержимых, что они полностью сохраняют свое значение и сейчас. Так, Лист на примере Англии показал, что либеральная открытость экономических систем двух обществ неизменно приводит к тому, что ей в полной мере может воспользоваться только одна из сторон — та, которая имеет более развитую и укорененную, отлаженную и давнюю рыночную инфраструктуру. Иными словами, Фридрих Лист вскрыл важнейший пункт либеральной идеологии — она пристрастно служит интересам тех стран или стратегических блоков, которые первыми встали на этот путь. Таким образом, видимая незаинтересованность и внешне провозглашаемый "универсализм" либерально-рыночной доктрины оказываются лишь прикрытием для довольно эгоистических интересов вполне конкретных стран. А те государства, которые по каким-то причинам развивали свою хозяйственную структуру, следуя иными путями, обречены в случае либерализации на утрату суверенности и попадание в зависимое, подчиненное положение относительно более "продвинутых" в рынке соседей. С другой стороны, Лист прекрасно понимал, что динамическое развитие экономики в современных условиях не может происходить в рамках отдельно взятого государства при полной блокировке внешних экономических контактов, и на экономический вызов современности невозможно ответить простым отказом от диалога. Иными словами, изоляционизм тоже не выход, он с неминуемостью приведет рано или поздно к стагнации и — далее — к прямой колонизации динамически развивающимися либеральными конкурентами.

Что же делать?

Проанализировав множество параметров экономических и геополитических моделей, Фридрих Лист пришел к выводу, что спасением для государства, конкурирующего с либеральными соседями, но вставшего на этот хозяйственный путь в более поздние исторические сроки, является только одно — "автаркия больших пространств".

Смысл листовской теории "автаркии больших пространств" сводится вкратце к следующему. Открытость хозяйственной структуры является важнейшим компонентом социально-экономической динамики общества, но, вместе с тем, открытость по отношению к более развитым в рыночным смысле государствам неминуемо ведет к колонизации и утрате суверенитета. Следовательно, необходимо прибегнуть к избирательной открытости, которая наличествует в отношении государств, столь же или менее развитых в рыночном смысле, нежели данное государство, но которая превращается в "железный занавес" там, где речь идет о более развитых государствах. Но и в последнем случае отношения сводятся не к полной таможенной блокаде, а к экономическому сотрудничеству, которое квалифицируется государственными органами, следящими за соблюдением геополитических интересов державы, как безвредное или даже полезное. Обмен, способствующий экономическому росту державы, приветствуется и в случае более развитых стран; то, что может препятствовать этому росту, ставится вне закона.

Но такая избирательная открытость будет действенна только в том случае, если развивающимся странам удастся создать довольно крупный экономический континент, объединенный единой таможенной границей. Иными словами, единственно возможная "автаркия" может эффективно существовать только на территории "больших пространств". Отдельно взятое национальное государство не способно на автаркию по объективным причинам.

Фридрих Лист формулировал свою теорию, находясь в гуще конкретных исторических событий. Перед его глазами была развитая либеральная Англия, навязывающая — к своей выгоде — правила игры феодальной, континентальной Германии, казалось бы, безнадежно отставшей. Но Лист гениально предугадал вехи того пути, который изменил всю картину. У правителей Германии хватило ума, чтобы прислушаться к мнению ученого. Выходом стал "таможенный союз", Zollverein, который объединил в единый экономический блок хозяйства Германии, Австрии и Пруссии. Этническая и историческая близость служили в данном случае благоприятным фактором. "Избирательная открытость" позволила не просто придать новый динамический импульс Германии, но стала своеобразной хозяйственной традицией для всей Европы. И именно благодаря реализации "автаркии больших пространств" — пускай в новой форме — континентальной Европе (и особенно Германии) удалось стремительно оправиться от катастрофы Второй мировой. Даже несмотря на то, что англосаксам (в первую очередь, США) удалось навязать рыночный порядок в форме официальной экономической доктрины Запада. Однако за "германское чудо" ответственно именно молчаливое и осторожное использование листовской патерналистской модели, а отнюдь не оккупационный и колонизационный по сути план Маршалла.

Прямая историческая параллель

Возвращаемся к нашей стране. Общая логика реформ удивительно напоминает ситуацию, с которой имел дело Фридрих Лист. Радикальные либеральные реформы в нерыночной стране (СССР) приводят не к развитию хозяйства, а к его полному разрушению, к утрате суверенности и к превращению великой страны в колонию и ресурсо-добывающий придаток Запада. Молодые реформаторы упорно и агрессивно замалчивают Кейнса, клеймя всех, кто хоть на гран отличается от чикагской либеральной ортодоксии, как "красно-коричневых" и "реваншистов". В результате, тотальный крах реформ, дестабилизация социальной и политической реальности в России. По ходу дела разваливается гигантское государство. Промышленность парализована. Финансовые, отвлеченные от хозяйственной конкретики, мондиалистские игры вполне закономерно приводят к августовскому (1998 г.) "дефолту" на государственном уровне. Даже самым пристрастным и ангажированным политикам становится ясно, что России беспроблемно вписаться в "мировой рынок" не удалось. Инфляция рубля в отношении мировой резервной валюты (которой де факто является доллар) не может более сдерживаться никакими — даже самыми искусными — финансовыми авантюрами. Реальный сектор российской экономики вошел в объективное противоречие с глобальными рыночными моделями. Продолжение движения к рынку требует окончательного отказа от последних элементов суверенитета, от территориального единства страны, от минимальных гарантий социальной стабильности и национальной безопасности. Остановка реформ неминуемо ведет к изоляционизму, причем к изоляционизму в рамках отдельного национального государства, находящегося в крайне тяжелом экономическом положении. Оба пути представляются гибельными.

Но в аналогичном положении была и Германия конца прошлого века, только роль нынешних США выполняла тогда Великобритания. И выход нашелся в "автаркии больших пространств". Этот выход является сегодня единственным спасительным и для России.

Путь спасения

Реализация проекта "автаркии больших пространств" для современной России в самом общем виде сводится к следующим магистральным шагам:

— создание, укрепление и расширение "евразийского таможенного союза", создание "четвертой геоэкономической зоны" (кроме Белоруссии, Казахстана, Таджикистана, Узбекистана и Киргизии туда могли бы войти и некоторые континентальные страны дальнего зарубежья — Сербия, Греция, Иран, Индия, Ирак, Сирия, Ливия и т.д.);

— установление режима "избирательной открытости" в сфере экономических отношений с Западом, жесткий геополитический (а не лоббистский и коррупционный, как сегодня) контроль над таможней, монополизация некоторых стратегических областей промышленности;

— дифференцированный подход к экономическим связям с развитыми странами (приоритет должен отдаваться Европе, Китаю и тихоокеанским государствам вместо США и тех международных институтов, которые беспрекословно исполняют волю США);

— переориентация на международную валюту, отличную от доллара, к примеру, на европейское экю, с последующей перспективой создания собственной "евразийской валюты" — "евразийского рубля" или даже "евразийского доллара";

— введение внутри страны норм особой "политической корректности" евразийского типа, автоматически исключающей из общественной, социально-политической и медиакратической жизни те политические и экономические силы, которые отрицают "евразийский проект" и образованный на его основании широкий консенсус, настаивают (теоретически или практически) на выборе иного исторического пути (что неизбежно приведет к катастрофе — причем, как в случае дальнейших либерально-мондиалистских реформ, так и в случае узко-национального изоляционизма);

— переход к мобилизационному режиму в экономике;

— проведение широкой кампании по пробуждению творческих созидательных энергий в народных массах, пребывающих в настоящий момент в состоянии депрессии и апатии.

Мы находимся на критическом рубеже. То, что умерло, должно не реветь с экранов, а быть как можно быстрее похоронено. Перед нами просторы великого созидания. Если мы упустим свой шанс, разменяемся на мелочь и сиюминутное, мы совершим непростительное историческое преступление. Сегодня есть уникальная возможность резко свернуть с дороги, избежав и старой и новой пропасти.

Ни открытость, ни изоляционизм.

Третий Путь.

Евразийский Путь.

1998 г.