Либеральный проект 90-х – идейное прикрытие ползучей атлантистской оккупации, – в начале 2000-х был отвергнут и народом, и элитой. К слову, демократия ельцинской эпохи была образцовым постмодернистским симулякром - термин-пустышка прикрывал совершенно иное означаемое - олигархическую диктатуру. Не комиссарскую, а скорее «коммерсантскую».
Борис Березовский образца 1996-98 годов - яркий образец суверенного диктатора в терминологии Карла Шмитта: один из соправителей-олигархов, де-факто узурпировавший власть (при этом не занимая значимых постов), и не нуждающийся в ее дополнительной легитимации в глазах народа. Если быть точным, 90-е были временем диктатуры олигархических капиталов, которые управляли олигархами, как умелый каббалист управляет глиняным големом.
Общество чувствует и властная элита понимает, что возврата к временам позднего советизма и тем более к ситуации 90-х быть не может, а нынешняя «нефтяная» стабилизация – не более чем переходный период. За которым последует либо распад России по «оранжевому» сценарию – национал-сепаратистскому или либеральному, либо возрождение государства на принципиально, радикально иной основе.
Два национализма
Неудивительно, что власть сейчас пытается сформулировать идею, которая может определить политическое развитие России в новом столетии. Отвергнув либеральную парадигму, и власть и оппозиция обращаются к языку национализма. Правящая элита отвергает всякую возможность внешнего управления, апеллирует к патерналистски-консервативным ценностям и в конечном счете, склоняется к тому, что советские идеологи назвали бы буржуазным национализмом.
Враждебный нам лагерь выдвигает свою версию национальной идеи - идеологию национал-оранжизма (как и следовало ожидать, этот ярлык уже превратился в самоназвание). Силы олигархического реванша пересыпали нафталином и убрали в сундук «общечеловеческие ценности» - теперь они спекулируют на идеях национального возрождения и социальной справедливости. Что даже забавно, учитывая те персоналии и бизнес-структуры, в интересах которых действует противоестественный альянс либералов, этнобиологических националистов и т. н. «национал-большевиков» Лимонова.
Оставив в покое идеологов «Другой (а точнее – никакой) России», обратим внимание на наиболее внятный идеологический конструкт, предложенный властью, - точнее, одной из «башен Кремля». Речь идет о суверенной демократии - понятии, которое (как признают и сами идеологи элиты) есть только недавно вылепленная, сырая форма, которую можно заполнить любым содержанием.
Забудем о том, что этот термин придуман не сегодня и не нами - а скажем прямо - нашими геополитическими противниками по ту сторону океана. Понятие суверенной демократии тоже можно национализировать. Сейчас же стоит иметь в виду, что идеологи действующей власти начинает говорить об имперском напряжении воли, пассионарности русского народа и с одобрением пишут о русских мессианских политических проектах – таких как Третий Рим и Третий Интернационал.
Абсолютное самодержавие народа
Итак, пока суверенная демократия понимается как аспект демократии как таковой. Суверенность демократического государства - лишь одна из граней этого понятия, на которую именно сейчас надо обратить внимание. Сейчас, именно в данный момент, нужно сделать акцент на том, что полноценная реализация демократического принципа невозможна в условиях внешнего управления. Таким образом, страны, в которых восторжествовали управляемые извне «оранжевые революции» лишь де-юре являются суверенными и демократическими.
Но в дальнейшем, перед русским идеологическим классом встанет куда более сложная задача - определить соотношение между суверенитетом и демократией, между легальностью властных институтов и их легитимацией народом. «Опричнина» должна найти общий язык с «земщиной».
Пока же обратим внимание на тот проект, который элита предлагает (а точнее, начинает предлагать) нации. В статье Суркова впервые упоминается «самодержавие народа» - та же самая «суверенная демократия» в переводе на русский. «Допустимо определить суверенную демократию как образ политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией (выделено мной - М.М.) во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражданами, социальными группами и народами, ее образующими».
Иными словами, мы имеем дело с идеей участия народа в собственной судьбе – то есть с концепцией органической демократии, основанной на принципе национальной солидарности, – концепции, к которой обращались такие «неполиткорректные» мыслители как Карл Шмитт, Артур Мюллер ван ден Брук и Ален де Бенуа.
По Карлу Шмитту, народ «существует политически только в том случае, если он образует независимую политическую общность, и если он при этом противопоставляет себя другим политическим общностям, как раз во имя сохранения собственного понимания своей специфической общности».
То есть «специфическая общность» народа, учреждающая органическую демократию, должна в первую очередь должна быть субъектом политического процесса, сувереном, не зависящим ни от чьей внешней воли.
Обратим внимание еще на одно важное положение теории Шмитта. А именно на то, что соучастие народа в своей собственной судьбе в случае сосуществования большого числа наций и этносов, вовлеченных в единую геополитическую, социально-государственную орбиту выражается именно в империи и имперостроительстве.
Народовластие и империя народов
Такая имперская модель органично подходит к России, ведь наша страна возникла и всегда существовала именно как полиэтничное и многоконфессиональное государство, охватывающее различные геоэкономические и природные зоны. Киевская и Московская Русь, Российская империя и Советский Союз, в отличие от колониальных империй Запада всегда строились не на эксплуатации новоприобретенных земель, но на их освоении, интеграции в единое цивилизационное пространство.
И непосредственное соучастие народа, «демоса» в политике – прежде всего, на земском, муниципальном уровне, и опосредованно - через делегирование полномочий национальной элите не исключает имперский принцип, но наоборот - является его прочным базисом.
Суверенитет становится не номинальным, а подлинным лишь при условии полноценной геополитической субъектности государства. То есть империя должна сочетать в себе оба аспекта этого понятия: и многонародное государство и великая держава.
По-настоящему суверенным может лишь то государство, которое может реализовать претензию государства на верховенство своей власти на собственной территории, и эффективное отстаивание своих интересов вовне. Что опять же вновь приводит нас к мысли о том, что имперская модель является оптимальной.
Империя и Imperium
В ситуации, требующей мобилизации усилий для экономического и геополитического рывка, для созидания империи и эффективной реализации в ней принципа суверенной демократии, одним из способов такой мобилизации может стать установление диктатуры.
Разумеется, речь не идет о диктатуре как тирании. Собственно, многие теоретики политической мысли, от Никколо Макиавелли до того же Карла Шмитта разделяют эти понятия. Как известно, Макиавелли, апеллируя к опыту Римской республики называет диктатуру «нового государя» временной мерой, свойственной именно республиканским режимам.
Временность «комиссарской диктатуры» подчеркивается и в теории Карла Шмитта. Речь, как известно, о передаче (commissio) поручителем - обществом и государством, чрезвычайных полномочий комиссару - диктатору (индивидуальному или коллективному) для реализации четко обозначенного круга задач. В республиканском Риме такие временные чрезвычайные полномочия именовались Imperium - отсюда и берет начало термин «империя».
Почему комиссарская диктатура может стать действенной мерой?
В России, такой какая она есть сейчас, - официальная, нормативная чиновничья иерархия коррумпирована сверху донизу, власть имущие не отвечают ни перед законом, ни перед народом, ни перед собственной совестью. Если воспользоваться терминологией новых левых, перед нами «Система», жизненные интересы которой не совпадают с интересами социума.
В ситуации, когда жизненно необходима мобилизационная модернизация - идеологическая, научно-технологическая, экономическая, политическая, «Система» подобна кандалам на ногах осужденного.
Введение параллельной, временной, комиссарской иерархии, введение новой опричнины, обладающей санкцией народа - Imperium-ом, но и несущей тотальную ответственность перед народом - такая мера может стать благотворной и очистительной.
Важные отличительные черты комиссарской диктатуры - с одной стороны, суверенный «демос» легитимирует полномочия параллельной иерархии, с другой стороны - эти полномочия находятся вне легитимного поля. Иными словами, провозглашая «Слово и дело государево!» или опричник ставит и свои действия, и свою жизнь вне писаного закона.
Важно также понять, кто именно, какой антропологический тип наиболее подходит на роль комиссара? История показывает, что лучшими и наиболее яркими носителями Imperium-а являются те, кого можно назвать «обособленными людьми» в терминологии Юлиуса Эволы.
Выражении сущности феномена «комиссара» можно найти даже у такого отнюдь не традиционного и уж совсем не евразийского автора как Карлос Кастанеда. Истинный воин, в понимании Кастанеды - тот, кто изначально свободен от любых привязанностей, или может освободиться от них волевым усилием. Если привести «евразийский» пример, то он избавляется от них, как Степан Разин от персидской княжны.
Воин - тот, кто всецело вручает себя некоей силе, и всегда помнит о собственной смерти. Также и комиссар-опричник «растворяет» свою волю в воле его поручителя - нации или государя и не надеется на снисхождение в случае провала своей миссии.
Подводя итог вышесказанному, можно отметить, что сама постановка вопроса: «Что предпочтительнее для будущей России: суверенная демократия, диктатура, или империя», - является не вполне корректной. В данном случае можно говорить о соотношении формы, содержания и способа реализации этого содержания.
Перефразируя известную коммунистическую формулу, государство должно быть имперским по форме, суверенно-демократическим по содержанию. И для защиты суверенной демократии передавать временный Imperium чрезвычайному диктатору в чрезвычайной ситуации (Ernstfall по Карлу Шмитту).
Михаил Мошкин
