Баллада о Диктаторе

…пелась, пусть и на разные лады, еще со времен Древнего Рима. Литература на эту тему, как, впрочем, и монархоборческая, чрезвычайно обширна. Между тем, по-настоящему негативный «семантический ореол» почти нейтральное в прежние века понятие диктатуры обрело, похоже, лишь во второй половине XX в. Очевидно, такое перекодирование политического языка можно считать реализацией одного из политических арканов против леворадикальных режимов Востока со стороны «теневых могуществ».

Если же мы приглядимся к теоретикам диктатуры, жившим в прежние века, равно как и к «монархомахам» (чья теория, на самом-то деле и в конечном счете, вела к радикализации народного права, иначе говоря, опять-таки к диктатуре), то увидим целую плеяду почитаемых, в том числе и в современном, демократическом par excellance, мире. Самые яркие из них, на наш взгляд, Платон, Аристотель, Макиавелли, Гоббс, Локк, Руссо, Монтескьё, де Местр. Перечисленные авторы, без исключения, по академической инерции уважаемые, при всем при том политнекорректны внутри метаязыка современного мира. Венчает этот ряд немецкий теоретик консервативной революции, блестящий политический мыслитель XX века Карл Шмитт, чья книга «Диктатура» (1921) вышла год назад во вдумчивом переводе Юрия Коринца в петербургском издательстве «Наука».

Моральная оценка диктатуры как «неприемлемого выхода за рамки правового поля» насквозь мифологична. Этот агрессивный, тоталитарный (= либеральный) миф пытается противопоставить диктатуру и демократию на том, якобы, основании, что последняя в отличие от первой выражает «волю большинства». Но здесь достаточно вспомнить Рене Генона, обращавшегося к столь почитаемой современным миром «Логике» Аристотеля, чтобы - разбивая врага его же картой - показать противоречивость и в конечном счете абсурдность основного содержания такого понятия, как «демократия». Объект не может быть по отношению к самому себе субъектом. Это логическая ошибка. Ergo демократия в ее западных дефинициях - подлог. Такая демократия скорее всего лишь завуалированная олигархия. Причем, иногда управляемая по орденскому типу.

Напротив, диктатура - понятие, по преимуществу, описывающее определенную технику, при которой deliberatio (принятие решения) и executio (исполнение) сливаются воедино. Появлению диктатора предшествует процедуру его делегирования в чрезвычайной ситуации. Причем статус диктатора (букв. «предписателя») может сохраняться за тем или иным лицом не только до окончательного разрешения такого рода ситуации, но и пожизненно.

В связи с этим Шмитт в своей работе обращается к базовой дистинкции диктатуры комиссарской и диктатуры суверенной. В первом случае речь идет о поручении (лат. «comissio») со стороны какого-либо политического субъекта (народ, партия, группа аристократов, олигархов, недееспособный монарх). Диктатору вверяется выполнение определенной задачи, по окончанию которой он должен сложить с себя все полномочия. Таков, например, случай Суллы. Отчасти этой модели, хотя и в несколько юродиво-карнавальном виде, соответствует опричнина Грозного Царя, знавшего, по мнению современных исследователей, об учении Макиавелли. Суверенная диктатура, напротив, предполагает единовластное пожизненное правление ни с чем не считающегося автократора. Такова, например, диктатура Адольфа Гитлера.

XX век - стал именно веком диктатур. А значит труды и сама фигура Шмитта важны для осмысления недавнего прошлого, для понимания тех семян, которые были посеяны тогда, взойдут же в ближайшем будущем.

Для евразийцев, консервативных революционеров, византистов Карл Шмитт один из самых важных и почитаемых авторов, а «Политическая теология», равно как «Суша и море», настольные книги. Поэтому неудивительно, что выход новой книги Шмитта был отмечен в 36-м сентябрьском номере «Литературной газеты» в рубрике «Новейшая история» развернутой рецензией Александра Дугина «Ренессанс диктатуры?». Известный политолог, доктор философских наук придал рецензии на книгу почти вековой давности неожиданный современный поворот, скрестив критический жанр с политическим анализом «новейшей истории».

Дугин рассматривает в шмиттовской оптике всю отечественную историю последних ста лет и обнаруживает, что не только советский период представлял собой диктатуру (комиссарского типа), но типологически таковым был и режим Ельцина (частично комиссарский тип, а частично суверенный). Равно как диктатурой (Дугин говорит: «мягкой диктатурой») следует полагать и правление Путина («преемника» и «назначенца»). Разумеется, ни Дугин, ни пишущий эти строки не придают понятию «диктатуры» негативные или даже экспрессивные коннотации. Здесь только термнологическое называние вместо восторгов (= осуждения).

Если быть последовательными, то мы с необходимостью должны будем признать: процедура демократических выборов никогда на территории нашего государства не осуществлялась. Что же. Стоит над этим задуматься. Может быть, нам и не нужна демократия? Возможно, лучшей процедурой передачи власти было бы непосредственное назначение нового правителя правителем уходящим, чей срок заканчивается. Но это противоречит конституции, впрочем, как и третий (четвертый, пятый и т.д.) срок.

Дугин пророчит новую, народную диктатуру, но также очень осторожно прогнозирует возможность продления путинских полномочий. Последнее действительно может быть реализовано, однако с помощью того, что Дугин в своей статье прямо не называет. Это понятие неоднократно мелькает на страницах шмиттовской «Диктатуры» и является, на наш взгляд, самой солью диктаторского правления. Речь идет о так называемых арканах власти и арканах господства. Иначе говоря, о тайнах управления и тайнах удержания власти. Арканы могут представлять собой все, что угодно: секретное оружие, затягивание противника вглубь территории, вовремя устроенный референдум, формулировка легитимности власти, изменение конституции. Искусство политика как раз и состоит в умении пользоваться этими арканами.

Мы не можем с той или иной степенью достоверности утверждать, что Путин воспользуется одним из этих арканов. Для этого есть лишь формальная возможность. Например, объединение Российской Федерации с Белоруссией, Приднестровьем или Северной Осетией породит новое государство, президентом которого еще на два срока может стать Путин. Но не стоит забывать, что Путин неоднократно отрицался от какой-либо вероятности подобного исхода. «Менеджер, нанятый народом» (самоопределение Путина), однако, может продолжить свое правление, оставаясь в рамках не только легальности, но и легитимности (Шмитт разводит оба понятия, подчеркивая более сущностную значимость легитимности). Внутреннее, мифологическое оправдание будущей диктатуры Путина может оказаться в тесной связи с реактуализацией «модели осажденной крепости». Современные вызовы таковы, что чрезвычайное положение представляется абсолютно адекватной на них реакцией. Баллада о диктаторе еще не до конца не спета. История допоет. Ave, Caesar, moritur iti salutant!