Александр Дугин

Грядет Евразийский суд

Опубликовано в общенациональной газете "Россiя" № 29 (981) от 10-16 августа 2006

В наши дни все чаще ставится вопрос о так называемой «второй российской столице» - Санкт-Петербурге. Символизм этого города имеет сегодня несколько синхронных расшифровок. С одной стороны, идеологически – это антикоммунизм, указание на возврат к добольшевистской, несоветской России. С другой стороны, сказывается западная ориентация либеральных реформаторов. С третьей - это антитеза древней дораскольной евразийской фундаменталистской Московии. Как бы то ни было, при появлении второй столицы возникает потребность в логическом и символическом уравновешивании внутренней геополитической структуры России. Любое действие вызывает противодействие. Смещение внимания к Западу должно быть компенсировано определенной активностью, обращенной к Востоку.

Не только в Екатеринбурге, но и во многих других городах России бытуют легенды о том, что именно их город является центром Евразии. Так говорят в Новосибирске, мол, недалеко от Новосибирска находится центр тяжести Евразийского материка, так говорят на Урале - в Челябинске и Златоусте, так считают в Ростове и на Кавказе. Множество российских городов соревнуются между собой за звание столицы Евразии. Это очень позитивно, очень здорово, потому что по этой причине люди начинают осознавать свою евразийскую идентичность.

Что касается идеи Росселя и Екатеринбурга, то совершенно правильно перенести туда ряд судебных инстанций. Если Конституционный суд едет на запад, поскольку Конституция – это явление западное, то наказание, уголовный суд – это восток. Поэтому если ряд судебных инстанций со столичными функциями переедут в Екатеринбург, то будет очень удобно выносить определенные приговоры и тут же их исполнять. Не случайно традиционно Сибирь и Урал были территорией ссылок и местом глобального наказания для русского человека. Поэтому функции наказания, функции уголовного суда - карающей руки государства - должны быть перенесены на восток, например в Екатеринбург. В этом вопросе можно пойти еще дальше, развив сочетание понятий «суд» и «Евразия», очень близких между собой. Эдуард Россель, видимо, интуитивно уловил глубинную ценность этих двух понятий - понятия суда и понятия евразийства.

Евразийский суд по правам человека – идея гениальная. Есть разные понимания прав человека, основанные на разных формах социальной и политической антропологии. Человек в западной политической антропологии понимается как автономный индивидуум. В восточной политической антропологии человек понимается как часть чего-то целого: общины, класса, общества. Такое различие в политической антропологии предполагает различное понимание этики, различное понимание справедливости. И очень верно было бы уравновесить преобладающую западноевропейскую модель понимания прав человека нашим, евразийским пониманием, которое основано на другой политической антропологии.

Право может быть римским, европейским, а может быть и не римским, и не европейским, тем не менее оно останется правом. Русское, а шире – евразийское, право – это автономная система, основанная на том историческом, ценностном, религиозном и философском контексте, в рамках которого проходила наша история. Свобода индивидуума и его права у нас всегда имели второстепенную роль. В основном право было связано с обязанностями. То есть вначале человек должен был что-то делать, а потом он имел на что-то право. Этот принцип аскетического, спартанского опыта общества является достаточно глубинным элементом нашей национальной истории и психологии. Более того, он воспринимается русскими людьми на протяжении всей русской истории как нечто само собой разумеющееся. Это естественно: вначале ты кому-то что-то должен, потому что ты сам не являешься самим собой, а являешься продуктом и частью общества, коллектива, общины, государства, церкви. В конечном итоге ты создан. И эта идея, что человек не самопроизведен, а создан – создан Богом, семьей, языком, страной, культурой, церковью, поэтому он в первую очередь должен отдать долги за факт своего существования, – полностью отсутствует в западноевропейском правовом сознании.