"Воскрешение" евразийства началось в конце 1991 г., фактически - с появлением первых самостоятельных работ Александра Дугина. Дугин, кстати, объявил себя не только преемником идейного движения, казалось бы, ушедшего в прошлое с именами Петра Савицкого, Льва Карсавина и Сергея Эфрона, но и тайным приверженцем неведомого евразийского Ордена Полярных, протектором которого якобы являлся томившийся тогда в "Матросской Тишине" Анатолий Лукьянов. Автор "Великой войны континентов" нашел своеобразное православно-большевистское соединение евразийства с геополитической концепцией Карла Хаусхофера и эзотерическими поисками европейских традиционалистов, искавших противоядия от заразы иудеохристианства. Тогда же, в 1991 г., в различных органах печати, журналах "Литературная учеба", "Наше наследие", "Вопросы философии" стали появляться сочувственные перепечатки работ старых евразийцев, а также комментарии к ним их современных исследователей и последователей, таких, как Лев Гумилев, Альберт Соболев, Сергей Хоружий.

1992 г. оказался поистине "евразийским" годом. "Евразийцами" стала себя именовать практически вся российская право-левая оппозиция. Слово "Евразия" превратилось в символ этого противоречивого бело-красного или, как говорили противники, красно-коричневого альянса. Сочувствие небольшого движения внутри белой эмиграции к достижениям советской власти было расценено как признание белой Россией России красной, как соединение этих двух Россий в общем - имперском - согласии. Так казалось тогда, когда еще не утихла боль по распавшемуся Союзу, по исчезнувшей империи.

Надо сказать, что в эпоху Горбачева идея Северного кольца была весьма популярна как возможная альтернатива демократической волне, накатившей на СССР с сахаровскими лозунгами "суверенизации" всех народов Евразии. Собственно, именно эту стратегию развивали многие авторы журнала "Век XX и мир". Но в 1992-1995 гг. "либеральная империя" была сметена мощным "евразийским", одновременно имперским и антиимпериалистическим циклоном - попытка Глеба Павловского в 1994 г. воскресить "Век XX и мир" на прежней идеологической платформе не увенчалась успехом. "Антиатлантизм" с происламистскими и антиисламистскими подтекстами мощно доминировал в патриотическом сознании - мысль о союзе России и США против ислама (или третьего мира в целом) в контексте событий в Боснии и Чечне казалась нелепостью. Ваххабитский ислам даже евразийцу Александру Панарину в тот момент представлялся чем-то вроде "пятой колонны" атлантистов в Евразии.

Но с приходом к власти Владимира Путина идеологическая ситуация в России меняется почти на сто процентов. "Евразийство" уходит в тень, а "либеральная империя" возвращается к жизни. После 2001 г. у очень многих отечественных патриотов возникает соблазн увидеть в республиканской, вооружившейся против исламской цивилизации Америке друга и союзника. Основным противником России, по этой "неоатлантистской" логике, оказывается вооруженный ислам, пестуемый социал-либеральной Европой. "Евразийство" из мейнстрима патриотической мысли в путинскую эпоху нисходит к прежнему, относительно маргинальному положению.

Однако утлый челн "либерального империализма" в конце 2004 г. разбивается о волны "оранжевой революции": сердечная дружба авторитарной России и республиканской Америки не выдерживает испытания Украиной. И уже сейчас, после этой катастрофы, можно прогнозировать воскрешение "евразийства" в прежнем или новом формате на очередном витке российской политической эволюции.

Дело в том, что у отечественного государственного проекта нет ясного идеологического обоснования. В самом деле, зачем существует Россия, с какой целью она пытается сплотить вокруг себя народы соседних стран? От высших должностных лиц мы услышали на этот вопрос только один ответ: союз с Россией нужен тем государствам, которых в ближайшее время не сможет принять в свою семью европейское сообщество по экономическим, культурным или каким-то иным причинам.

Немногим более продуктивны рассуждения в духе православного империализма - ни для кого, кроме отечественных консерваторов, они не убедительны. Какая же идея могла бы стать центральной при созидании, а точнее, новом концептуальном оформлении российского геокультурного проекта? Что действительно может предложить Россия своим соседям в идеологическом, а не экономическом плане?

Я бы назвал возможную стратегию России в ближнем зарубежье "новым евразийством", евразийством, берущим на вооружение не "имперские", но "антиимпериалистические" компоненты этой идеологии.

"Важнейшим фактом, характеризующим национальные условия Евразии, - писал Петр Савицкий, - является факт иного конструирования отношений между российской нацией и другими нациями Евразии, чем то, которое имеет место в областях, вовлеченных в сферу европейской колониальной политики, - в отношениях романогерманцев и туземных народов. Евразия есть область некоторой равноправности и некоторого "братания" наций, не имеющего никаких аналогий в междунациональных соотношениях колониальных империй".

Я полагаю, именно в этих словах Савицкого выражена самая суть "евразийства" и дано лучшее определение Евразии. Евразия - это пространство, свободное от глобальной иерархии, это не империя в старом смысле, а многонациональное сообщество, в котором нет политического разделения между привилегированными и непривилегированными народами. И, может быть, еще более точно: Евразия - это обозначение особого способа постколониального перехода, на который не отважилась помимо российской ни одна другая колониальная империя Нового времени.

Геокультурный проект, заложенный в основание советской Евразии, оказался в полной мере неосуществим. Однако трансформации XX столетия с новоевразийской точки зрения можно рассматривать как тот выкуп, который была вынуждена заплатить наша страна за выход из колониального миропорядка, в том числе и в его утверждающейся на наших глазах неоколониальной версии. Вот именно эту "территорию свободы", свободы от проклятия глобального неравенства, и защищает сегодня Россия. И для удержания этой территории более всего опасны призывы отождествить себя с неоимперским гегемоном (по мысли теоретиков "либеральной империи") или же мировым революционным подпольем (как того хотят идеологи радикального интернационализма).

Надо сказать, что российский геокультурный проект имеет практически всю политическую инфраструктуру для своей реализации - в виде конфедеративного по исходной установке устройства Содружества Независимых Государств и федеративного строя самой России. Нужны только люди, которые были бы способны влить в это совсем не дряхлое тело новые силы и новую жизнь.