Александр Дугин

Внешнеполитическая эклектика или три стратегии российской внешней политики

Более десятилетия Россия не может сформировать ясной и последовательной внешнеполитической позиции. Любые попытки набросать какой-то непротиворечивый проект в этой сфере фатально проваливаются. Этому есть объяснение. Очень трудно определить место страны, находящейся в состоянии перехода, в мире, который сам находится в таком же переходном состоянии. И сладить с таким количеством неопределенностей действительно трудно. Поэтому внешняя политика России колеблется между спорадическими всплесками патриотизма (больше для внутреннего пользования) и следованием в фарватере политики США. Винить в этом внешнеполитическое ведомство нельзя, сейчас стоит вопрос об идентичности России в современном мире, о её геополитическом статусе, и решать такие вопросы вообще не дело дипломатов. Отсюда и расплывчатость и непоследовательность формулировок, противоречивость конкретных шагов. Выскажусь жёстче: при неопределенности идентичности России в современном мире никакой последовательной внешней политики у нее как страны в переходном состоянии нет и быть не может.

А к чему же переходит сама Россия? От чего понятно: она была совсем недавно ядром "второго полюса", уравновешивающего полюс НАТО и США, и соответственно важнейшим несущим элементом всей международной мировой системы. - Отсюда место в Совете Безопасности ООН и другие привилегии, основанные на старых заслугах и старых возможностях. Но к чему движется Россия? Какое место хочет занять в мире?

На это есть три теоретических ответа, которые предопределяют три возможные внешнеполитические стратегии. Так как ни одна из них не выбрана окончательно, то следует говорить о всех трёх одновременно, как об открытых возможностях.

Первая стратегия: Россия вписывается в однополярный мир под главенством США, выторговывая себе за уступку геополитического суверенитета оптимальные условия. Это позиция российских либералов-западников, которые преобладали в российской политике в 90-е годы, и чьи позиции оказывают существенное влияние на многие решения Кремля и до сих пор. В соответствии с этой стратегией России предлагается найти себе место в мире, сверстанном по американским лекалам. В рамках этого общего геополитического вассалитета Россия может стараться решить и какие-то свои региональные проблемы, но только с санкции США. По сути вопрос о безопасности страны в такой ситуации перепоручается другой наднациональной инстанции или даже другой державе. И надо сказать, что некоторые моменты российской внешней политики последних лет могут быть объяснены только таким подходом. Лоббируют в Кремле такой подход как правило представители "семьи", воспитанные на проамериканизме и ультралиберализме 90-х. Если Россия окончательно встанет на этот путь, то по сути речь пойдёт о снижении статуса России, о понижении её ранга в геополитической иерархии. О роли "великой державы" можно будет забыть, да и региональные полномочия будут всё более сокращаться.

Вторая стратегия: изоляционизм, национализм и рецидивы советского стиля внешней политики. Сплошь и рядом - часто в форме фантомных болей - такой подход ко внешней политике проявляется в современной России. Возникают теории вроде "крепости России", предложения полной замкнутости, отказа от глобализации, от всякого диалога с Западом и Востоком. Это позиция более достойна с моральной точки зрения, но совершено не обеспечена ресурсами. Изоляционизм если не погубил, то сильно ослабил СССР на прежнем этапе, когда Москва контролировала гораздо больший объём стратегических территорий. Обращение к национализму может подточить территориальную целостность самой России, а повторение советского внешнеполитического курса вообще не возможно, так как и сама Россия перестала быть социалистической державой, и её бывшие партнеры по социализму изменили в большинстве случаев свои идеологические и геополитические ориентиры. Конечно, можно провозгласить себя "великой державой" не смотря ни на что, но это останется на уровне лозунга, а на практике у России нет никаких оснований для того, чтобы оставаться самодостаточным геополитическим полюсом. Цепляться же за ООН и другие остатки Ялтинской системы бессмысленно - их ликвидация дело времени, и республиканский мускулистый неоконсервативный Вашингтон долго терпеть эти анахронизмы не будет. Изоляционизм путь тупиковый. Идя по нему, Россия быстро попадёт в "чёрный список", будет включена в "ось зла", и с надеждами на модернизацию можно будет попрощаться. Изоляционизм является альтернативой глобализму только с формальной точки зрения: он откладывает наступление глобализма, а не отменяет его.

Третья стратегия российской внешней политики - евразийская. Она предполагает приоритет курса на многополярный мир. Эта многополярность должна быть не простым возвратом к Ялте и не инерцией благодушного пацифистского мышления в духе ООН или прежней Лиги Наций, но активным и даже агрессивным альтернативным проектом, учитывающим современные реалии, новые расклады сил, новые вызовы и новые альянсы - стратегические, цивилизационные и экономические. Евразийство отвергает однополярный глобализм, но отказывается и от изоляционизма. Если проамериканское лобби считает, что у России есть только один союзник - это США, если изоляционисты утверждают, что "союзники России - это её армия и флот", то евразийцы полагают, что у России сегодня множество союзников гораздо больше, чем кажется, - это все страны Запада и Востока, которые в той или иной мере и по совершенно различным причинам и основаниям отвергают американскую гегемонию США, однополярность и пресловутую "благожелательную Империю". И в такой ситуации единственный шанс России вернуться в разряд по настоящему великих держав, это дать возможность стать такими же великими державами другим странам, помочь им в этом - Евросоюзу, Китаю, Индии, исламскому миру и т.д., на том условии, что они в свою очередь помогут России. Если сегодня полюса, способного уравновесить, сбалансировать мощь США нет, то его нужно создать. Причём всем вместе на равных паритетных условиях. Это означает не просто отказ от глобализации, но придание глобализации радикально иного вектора, не атлантистского, но евразийского. Никто не говорит, что это просто. Но в этом, по крайней мере, есть шанс.