Материалы | ''Евразийское Обозрение'' №8 | Евразийство и староверие | 17.03.2003

ЕВРАЗИЙСТВО И СТАРОВЕРИЕ

1. Старое против древнего

Евразийское движение является наиболее ценным источником вдохновения для современной политической мысли России. С гениальным почти пророческим чувством будущего исторические евразийцы сумели поставить диагноз политической истории России в ХХ веке еще в 20-е и 30-е года — тогда, когда все было далеко не так очевидно, как сегодня. Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, Н.Н.Алексеев и другие евразийцы выковали абсолютную формулу истинного русского патриотизма, обобщающую положительные стороны и белой и красной идеи. Вместе с тем евразийцы точно вычленили все недостатки казенного и антирусского романовского периода (который они называли периодом антинациональной монархии) и предсказали главную причину неизбежного краха большевизма, которая заключалась в антирелигиозной и западнической составляющей этого интереснейшего политического учения. Но наряду с критикой магистральных и одинаково неприемлемых проектов развития русской государственности — и революционного и реакционного — евразийцы разработали общие контуры позитивной, созидательной творческой альтернативы, русский проект Консервативной Революции.

Основатель евразийства князь Н.С.Трубецкой с предельной ясностью описал сущность евразийского проекта в программной статье “У дверей”. Новаторство не в отказе от прошлого, а в отталкивании от непосредственного, недавнего прошлого, в перескакивании через него и в идеологическом примыкании к эпохам более отделенным. Эти очень древние элементы, почерпнутые из глубины исторической памяти, оказываются новыми и революционными именно благодаря пересадке в новый контекст. Элементы отдаленного прошлого, вырванные из исторической перспективы и пересаженные в новый для них контекст современности, начинают жить совершенно новой жизнью и становятся способны вдохновлять к подлинно новому творчеству. Следует отличать старое от древнего.

Древнее против старого. Блистательное позавчерашнее, совпадающее с героическим завтрашним, против недостаточного вчерашнего и выросшего из него постылого сегодняшнего. Высшая формула глубинного евразийского патриотизма. Ключ к уникальному мировоззренческому синтезу. Концептуальный механизм, позволяющий легко преодолеть те противоречия между революцией и реакцией, между белым и красным, которые не фатально не дают консолидировать весь творческий духовный исторический потенциал русского народа в единую волю, в единый проект, в единое свершение. И этим расколом неизменно пользуется внешний и внутренний враг. Западники, атлантисты, проводники романо-германского, отчуждающего, русофобского влияния.

Только евразийское мировоззрение и евразийская консервативно-революционная логика способны сплотить наш народ, вывести его на органичный и естественный исторический путь. Быть может, именно сегодня мысль наших евразийцев 20-х — 30-х годов актуальна и современна как никогда ранее.

2. Москва превыше всего

Евразийцы недвусмысленно выделяли тот этап русской истории и русского государства, который был для них образцом. Это — Московская Русь, наследница одновременно и Византии и империи Чингисхана, торжество великорусской стихии, бытового исповедничества чистейшего Православия, колыбель и матрица великого евразийского государства.

Именно на отрицании основных принципов Московской Руси строилась, по мнению евразийцев, романовщина, антинациональная монархия, двухсотлетнее романо-германское иго. Почти все в этом послераскольном периоде российской истории было порочно, пародийно, антинационально. Только разрозненные фрагменты и смутные пространственные импульсы светлого Московского периода сохранились в народных массах и в инерции геополитических начинаний. Но сущность, тонкий дух Святой Руси, чистота национальной доктрины, тайна священного национального и государственного бытия были безнадежно утрачены.

Евразийцы утверждали: в Октябрьской революции виноват только царизм, только романовщина, романо-германское иго. Большевизм был неизбежен. Его положительные стороны — в отрицании Запада, в обращении к Азии, в выведении на поверхность новой элиты из низших (а поэтому наиболее национальных и ценных) слоев русского общества. Его отрицательные стороны — в использовании доктрин, заимствованных с Запада, в отказе от Православия и от учета национальных традиций. Евразийцы предлагали третий путь, новое авангардное решение. Оно состояло в возврате к Московской Руси через использование некоторых наиболее эффективных сторон большевистской практики. Сочетание крайнего национального архаизма с новейшими социально-политическими технологиями. Синтез противоположностей.

В политической, геополитической, социальной и юридической сферах евразийцы выработали достаточно полный арсенал методологий и доктрин, большинство из которых идеально соответствуют потребностям современного этапа российской истории. И не вызывает сомнений, что адаптация евразийства к нынешним условиям в самое ближайшее время станет основной мировоззренческой задачей любой ответственной власти в России. Кризис западнической линии, воплощенный в крахе наиболее экстремистской ее формы — российского либерализма — не может не вызвать резкого движения общественного сознания в сторону евразийской позиции. Этот процесс идет полным ходом уже сейчас.

Но исторические евразийцы не совершили последнего шага в религиозной сфере, предполгаемого всем остальным. Декларируя верность русскому Православию в его подлинной, московской версии и почитая Аввакума, они колебались поставить все точки над i и сделать решающий вывод.

3. Старая Вера для Новой Руси

В религиозной сфере евразийская теория неизбежно приводит к утверждению того, что подлинным Православием, наследующим непрерывную традицию Московской Руси является русское старообрядчество, Древле-Православная Церковь. Ровно в такой степени, в какой антинациональная монархия Романовых привела Россию к катастрофе ХХ века, никонианство, подчиненное, обмирщвленное, послушное, синодальное, казенное православие привело русских к атеизму и сектантству, обескровив истинную Веру, бросило народ в объятия агностицизма, бытового материализма и ересей. Западническая сущность псевдо-монархического послепетровского Государства точно отражалась в синодальном никонианском православии. Европеизированные, озападненные, русофобские по сути верхи Империи трансформировали официальную Церковь в некий аналог государственного департамента. Это не могло не сказаться на самой природе Русской Церкви. Истинный православный дух ушел в народ, в низы, в раскол.

Именно к старообрядчеству, как к подлинному аутентичному русскому Православию логично было обратиться и евразийцам. Так оно и было: Н.С.Трубецкой (вместе с другими евразийцами и вообще лучшими политическими и религиозными деятелями своей эпохи, такими как еп.Андрей Ухтомский) полностью признавал правоту Аввакума, традиционность двуперстия, незаконность разбойничего собора 1666 года, никонианской справы, неоправданность и ошибочность перехода к малороссийской редакции Священных и богослужебных текстов от редакции великоросской, московской. Но возможно барское, аристократическое, кадровое происхождение вождей исторического евразийства препятствовало тому, чтобы однозначно и полностью признать не только историческую (это как раз было), но и экклесеологическую, церковную правоту староверов. Староверие воспринималось дворянством как религия черни, и элитаристы (а евразийцы были именно таковы) испытывали классово предопределенную сдержанность в отношении простонародной веры. Народники и эсеры шли в этом вопросе намного дальше, но им, увы, в свою очередь не доставало традиционалистского концептуального аппарата, а также они недостаточно люто ненавидели Запад, либерализм и рационализм, чтобы отвергать некоторые вторичные рационалистические напластования в старообрядчестве. Кроме того, эсеры вслед за Толстым не делали особого различия между импортированными протестантскими, баптистскими ересями и собственно русской Православной Верой, какой является старообрядчество.

Возрождение евразийства в наше время, новое обращение к вечному, надвременному, сакральному идеалу Московской Руси, Святой Руси, требует от нас мужественного столкновения с этой проблемой. Евразийство сегодня не может не сопровождаться религиозным обращением к Старой Вере, к Древлему Православию.

Благодаря такой позиции русские могли бы найти не противоречивый ответ на то радикальное недовольство современной Церковью, которое все яснее дает о себе знать. Но отрицание ханжеского, слабосильного, лицемерного, конформистского, обескровленного и вяло распадающегося православия никонианского типа не должно отбрасывать русских в лживые объятия ересей и темных атлантистских сект. Истинная русская Вера — Вера Христова и Церковь Христова. Предать ее означает предать самое ценное национальное зерно. И в этом смысле спасением является обращение к Древлеправославной Традиции или по меньшей мере к Единоверию, предполагающему признание полной доктринальной, ритуальной и исторической правоты старообрядчества, но при терпимости и лояльности к РПЦ.

Старое нас погубит. Затормозит наше развитие. Вовлечет в лабиринты не снимаемых конформистских противоречий и компромиссов.

Древнее нас спасет.

Евразийство будет до конца логичным только в том случае, если оно будет основываться на возврате к старообрядчеству, к древней и истинной Русской Вере, к подлинному Православию. Что бы там не шипели традиционные недруги нашего национального возрождения. А такие люди есть не только среди откровенных западников (что очевидно), но и среди консерваторов, реакционеров, защитников инерции, косности, застоя.

Будущее в далеком прошлом. Как сказал современный идеолог староверия Андрей Езеров в своей программной статье — Старая Вера для Новой Руси.